Арктическое вторжение

Донской Сергей Георгиевич

– Добродушного? Хорошо, ха-ха, сказано.

Грин коротко и криво улыбнулся, хотя его глаза оставались холодными, как льдинки в морской воде. Подобно любому здравомыслящему человеку, он давно раскусил секрет привлекательного имиджа американцев и не обманывался на сей счет. Широченные улыбки, крепкие рукопожатия, дружелюбные речи. Все это лишь ширма для истинной личины англосаксов, возомнивших себя властителями мира. Повторялась история великой Римской империи. С той лишь разницей, что римляне не имели средств массовой информации для того, чтобы позиционировать себя в качестве носителей прогресса и демократии. Времена изменились. Благодаря телевидению и прессе завоеватели получили возможность оправдывать любые свои

действия, включая сожжение напалмом вьетнамских детишек или расстрелы иракских стариков. О, это телевидение! Имей Гитлер возможность навязывать свою точку зрения всему свету, он никогда бы не превратился в кровожадное чудовище двадцатого века. Ну а двадцать первый век предложил иные критерии отбора «героев нашего времени». Главное, как тебя преподносят с телеэкранов. И если массмедиа тобой прикормлены, то можно не беспокоиться о своем имидже благородного рыцаря на белом коне…

– …под звездно-полосатым флагом.

– Что вы сказали?

Очнувшись, Грин увидел обращенный на него взгляд Астафьева. Взгляд был недоумевающим и осуждающим одновременно. Понятное дело. Какому президенту понравится, когда его советники, вместо того чтобы говорить по существу, впадают в неуместную прострацию.

– Прошу меня простить, Анатолий Дмитриевич, – произнес Грин. – Отвлекся.

– Тогда, может быть, вернемся на грешную землю? – саркастически произнес Астафьев, показав рукой на стол с остатками ужина. – Мы обсуждали вероятность того, что нападение на нашу полярную станцию совершили американцы, и вы категорически заверили меня, что это не стала бы делать могущественная держава. Тогда как насчет Дании? Или, скажем, Норвегии? – Астафьев поднялся, предлагая покинуть столовую. – Крошка Дания не отстает по части военных учений в Европе. И вот-вот разместит в Арктике специальную воинскую часть быстрого реагирования. На нее планируется тратить до шестисот миллионов датских крон ежегодно. Внушительная сумма для этой страны.

– Нет, – отрезал Грин.

Они вышли на террасу, где ночная прохлада заставила обоих одновременно поежиться и взглянуть на угольно-черное небо с редкими проблесками звезд. Издалека донесся тревожный гудок парохода, напоминающий крик какого-то огромного морского зверя. Стоять на осеннем ветру было не слишком приятно. Астафьев демонстративно взглянул на свои часы.

– Нет? – повторил он. – И насчет Норвегии ответ тоже будет отрицательный?

– Отрицательный, – подтвердил Грин.

– Гм, и это несмотря на то, что норвежцы постоянно требуют пересмотра статуса Шпицбергена? Они хотят перекроить Арктику по-своему, ссылаясь на собственную интерпретацию Женевских конвенций. Аппетит завидный. – Астафьев нервно хохотнул. – Полтораста тысяч квадратных километров им подавай. С нефтью, между прочим.

– Дания и Норвегия, – быстро заговорил Грин, видя усиливающееся нетерпение президента, – слишком цивилизованные страны, чтобы мараться в крови. Они станут действовать через суды и не позволят себе убивать мирных граждан. Нет, Анатолий Дмитриевич. Я бы указал вам на другие, такие же маленькие, но не столь законопослушные европейские государства. – Грин облокотился на перила, пытаясь разглядеть черту горизонта, на которой уже не было заметно ни единого огонька. – Вспомните детство, Анатолий Дмитриевич. В каждой школе непременно имелся какой-нибудь маленький шкет… – Услышав негодующий возглас президента, он поспешил поправиться, – маленький пацанчик, вредный мальчонка, которого хулиганы подсылали задираться к старшим.

– А, вот вы о чем, – пробормотал успокоившийся Астафьев. – И что же?

– Эти мелкие пакостники провоцировали конфликт, после чего вмешивались их здоровяки-покровители. Они вроде как просто заступались за маленьких. И никто не мог обвинить их в… – Грин помялся, подыскивая подходящее слово.

– В неполиткорректности, – последовала подсказка.

– Именно.

– И эти мелкие пакостники…

Астафьев умолк. Разумеется, он с лету уловил, о ком идет речь, однако, будучи президентом России, не мог позволить себе произносить некоторые вещи вслух.

– Налетчиков следует искать в одной из стран Прибалтики, – сказал Грин. – Литву я отбросил бы по той причине, что там не так уж сильно процветает национализм. А вот Латвия и Эстония с их открыто действующими профашистскими организациями…

– Но способны ли они высадить в Арктике десант и провести акцию подобного масштаба?

– Им помогли, Анатолий Дмитриевич. Вооружили, натаскали, доставили на место теракта. Вы спросите, кто? Я отвечу. Те самые хулиганы, которые до поры до времени прячутся за спинами малолетних задир.

– У меня состоялся разговор с президентом Соединенных Штатов, – медленно заговорил Астафьев, – и он дал понять, что непричастен к теракту. Определенно дал понять, и я склонен ему верить. По долгу своей службы я обязан быть отличным психологом, и я им являюсь. Браун был расстроен и даже напуган, однако я не расслышал в его тоне ни единой виноватой или растерянной нотки. Он не отдавал приказа. Он ни при чем.

– Лично он – нет, допускаю, – легко согласился Грин. – А силовые ведомства, которые, как известно, любят всякого рода самодеятельность? Рыцари плаща и шпаги из Лэнгли? Вспомните свой последний визит в Соединенные Штаты, Анатолий Дмитриевич. Сегодня вы с Брауном пожимаете друг другу руки и запросто перекусываете гамбургерами, а назавтра, сразу после вашего отлета, американцы с помпой накрывают российских шпионов. Не Браун же был инициатором этого скандала?

– Не он, – подтвердил Астафьев непривычно низким и хриплым голосом, и стало ясно, что он до сих пор переживает из-за нанесенного России оскорбления.

– Вот я и говорю, – продолжил Грин, – значит, это парни из ЦРУ. И вам лучше, чем кому-либо, известны их повадки.

Астафьев поморщился.

– Методы, Глеб Георгиевич, методы. Впредь я просил бы вас избегать всяческих неуместных словечек, эпитетов и аллегорий. Предпочитаю профессиональный язык. Он точен и ясен, в отличие от эзопового. – Покосившись на примолкшего Грина, Астафьев нанес еще один, последний убийственный укол: – Эзоп, чтобы вы знали, был баснописец. Мастер своего дела. Однако не советник царей. Понимаете разницу?

– Виноват, – лаконично, по-военному покаялся Грин, а про себя подумал, что, наверное, таким же беспощадным и жестким умел быть доцент Астафьев со студентами, не желавшими учить латынь.

– Извинения принимаются, – смягчился президент, оценив смущенную мину собеседника.

А Грин мысленно поблагодарил своих инструкторов, обучивших его, в числе прочего, актерскому мастерству.

– Спасибо, Анатолий Дмитриевич, – скорее прошептал, чем промолвил он.

– Да ладно вам! – Астафьев махнул рукой. Как всякий по-настоящему сильный человек, он был снисходителен к побежденным. – Я сказал, вы услышали. Проехали.

Грин расслабил вытянутые по швам руки и позволил себе переступить с ноги на ногу. Несмотря на понурую позу, в глубине души он не испытывал ни ощущения вины, ни чувства страха. К черту сантименты, когда речь идет о безопасности России! Главное, чтобы его прогноз насчет прибалтов оказался верным, а остальное ерунда.

И снова, в который уже раз за этот вечер, Астафьев поразил его способностью считывать чужие мысли.

– А теперь по существу, – услышал Грин сквозь звон, неожиданно возникший в ушах. – Завтра в первой половине дня я рассчитываю узнать, насколько правильно вы проанализировали обстановку и насколько точны оказались в своих выводах. После того, как министр иностранных дел примет посла Соединенных Штатов Америки. Президент Браун пообещал мне сделать кое-какие разъяснения, и я уверен, что завеса тайны, наконец, приоткроется.