Арлекин
Шрифт:
— Ты краснеешь, — сказал он хрипло.
Я кивнула и опустила глаза, уходя от этого взгляда. Может, если не играть в гляделки, я перестану краснеть.
Он тронул меня за лицо — едва ощутимым касанием пальцев.
— После всего, что ты делала у меня на глазах с другими мужчинами, ты краснеешь от моего слишком пристального взгляда, — сказал он уже спокойнее.
— А ты считаешь, что я не могу смутиться, потому что я — шлюха.
— Неправда, — возразил он и попытался повернуть к себе мое лицо.
Я отступила от его прикосновения.
— Да? —
— Я тебя видал с другими мужчинам и я тебя хочу — что в этом плохого? Я видел, как ты занимаешься сексом с несколькими мужчинами в моем присутствии. Что я должен думать после этого?
— Ох, Грэхем…
Это сказал Клей с другой стороны комнаты, не участвуя в разговоре. Этими двумя словами он показал, что понял ошибку Грэхема.
— Я могу это исправить, Грэхем.
— Что исправить?
— Сделать так, чтобы у тебя не было насчет меня таких противоречивых чувств.
— О чем ты говоришь?
Он не понял, к чему я веду. Минус ему — не слишком он живо соображает.
— Ты исключен из списка моих телохранителей.
Он вцепился в мою одежду, прижимая ее к своей широченной груди.
— Это как?
— Я не могу гарантировать, что ardeur не выйдет из-под контроля и мне не придется снова трахаться на глазах у моей охраны. Поскольку тебя это так травмирует, Грэхем, я сделаю так, чтобы ты никогда этого больше не видел.
— Но я же не…
Кажется, до него начало доходить. И лицо его постепенно становилось несчастным.
— Ты исключен из списка. Пойди положи мою одежду в ванной на край раковины и пойди найди Римуса или Клодию. Скажи им, чтобы тебя заменили. Уверена, что есть посты в охране, где ты будешь от меня подальше.
— Анита, я же не хотел сказать…
— …того, что сказал, — перебила я. — Ты что хотел, то и сказал.
— Анита, пожалуйста, я прошу тебя…
— Положи одежду в ванной и пойди скажи, чтобы тебя заменили. Выполняй.
Он оглянулся на Клея — тот выставил перед собой ладони, будто хотел сказать: «А на меня чего смотреть?»
— Так нечестно…
— Тебе пять лет, что ли? Честно, все на фиг честно. Ты сказал вслух: когда ты смотришь, как я трахаюсь с другими, тебе хочется трахнуть меня. Я это исправляю, больше тебе смотреть не придется.
— Да неужто ты думаешь, что любой мужчина, который видел тебя под кем-то, не хотел бы сам этим кем-то быть? Все мы думаем одно и то же, просто я первый честно сказал это вслух.
Я обернулась к Клею у противоположной стены:
— Клей, это правда?
— Ради бога, только меня не втягивайте.
Я посмотрела на него в упор. Он вздохнул.
— Нет. На самом деле такое чувство не у всех. Меня, например, твое понятие о сексе пугает до жути. Ardeur меня пугает.
— Да как ты можешь такое говорить? — спросил Грэхем и обернулся к Клею, все еще зажимая охапку моей одежды своими ручищами.
— Так это же правда, Грэхем, и если бы ты думал каким-нибудь органом выше пояса, тоже
— Чего пугаться? — спросил Грэхем. — Такого крышесносного секса ни одна другая вампирская линия смертному дать не может. Я его распробовал чуть лучше, чем ты, Клей. Поверь мне, если бы она хоть раз от тебя подкормилась, тебе захотелось бы еще.
— Именно это меня и пугает, — ответил он.
У меня возникла мысль — очень неприятная. Мне случалось понемножку подпитываться на Грэхеме, когда ardeur был еще нов. Я старалась дать ему пробовать этого вкуса как можно меньше. Мы никогда не были вместе голыми. Никогда не касались друг друга в какой бы то ни было зоне, которую можно было бы назвать сексуальной. Да, я думала, что такого слабого контакта с ardeur’ом мало для привыкания. Но если я так думала, это еще не значит, что так оно и есть. Ardeur действует как любой другой наркотик, и я на некоторых вампирах выяснила, как легко к нему привыкнуть. Я создала у Грэхема привыкание к ardeur’у, даже не прикоснувшись? И его такая реакция — это моя вина? Вот черт!
Грэхем повернулся ко мне, распластав мою одежду по своей груди. На лице его был панический страх.
— Анита, прошу тебя, не надо так. Извини, пожалуйста, извини, я не буду больше.
Глаза блестели из-под упавших волос, казалось, он вот-вот расплачется. Это мне напомнило, что ему на пару-тройку лет меньше двадцати пяти. Он был такой здоровенный, что иногда забывалось, как он молод. Нас разделяла разница в четыре-пять лет, но по глазам было видно, что сейчас он моложе, чем я в его возрасте была. Мне хотелось тронуть его за руку, успокоить, извиниться, сказать, что это не нарочно так вышло. Но я боялась прикасаться к нему, как бы еще хуже не стало.
— Грэхем! — сказала я убедительно и ласково, как успокаивают испуганных детей и уговаривают стоящих на карнизе самоубийц. — Пойди найди Клодию или Римуса и приведи сюда, о’кей? Мне нужно кое-что обсудить из событий прошлой ночи. Можешь? Можешь кого-нибудь из них найти и привести сюда?
Он проглотил слюну со звуком почти болезненным.
— Ты меня не выбрасываешь из своей охраны?
— Нет.
Он закивал — слишком быстро и слишком часто, снова и снова. А потом направился к двери, не выпустив мою одежду из рук, и Клею пришлось у него ее взять. Когда за Грэхемом закрылась дверь, Клей повернулся ко мне, и мы переглянулись:
— Он подсел? — спросил Клей.
Я кивнула:
— Кажется, да.
— Ты тоже не знала?
Я покачала головой.
— Ты побледнела, — сказал он.
— И ты тоже.
— Ты ведь не так-то много на нем кормилась? В смысле, вы же даже голыми не были?
— Не были.
— Я думал, что так сразу привычку не заработаешь.
— Я тоже так думала.
Клей встряхнулся, как собака, выходящая из воды.
— Я положу твои вещи в ванную. И скажу Клодии, что нам нужен новый краснорубашечник.