Армагеддон был вчера
Шрифт:
Но похмурились командиры, носами пошмыгали – и сказали: «Да будет так!» И стало ясно: даже если не согласны, но верностью своей не поступятся.
И он пошёл. Впереди своей армии.
И армия пошла. За ним. И сбила охранение хабиру. И вышла в долину. И первые мгновенно организовали оборону так, что враг не посмел атаковать их, пока основная часть войска брела по узкой тропе…
Конечно, сложно сейчас сказать, что было лучше. Может быть, он и зря созвал ещё один совет. Может, надо было сразу, на выходе с гор, врезать по тылам царя Райи?
А может, оказался
Да нет, второе решение правильное, снова подсказало ему что-то в глубине мозга. Тебе же надо разбить, раскрошить, раздавить мятежников! Рассеять их мало; они снова соберутся – и гоняйся за ними по всему Ханаану! Их надо не просто победить, их надо растерзать! Истребить! Закончить дело Яхмоса, сына Таа. Того, что отнял у хабиру Мемфис и Аварис, заставил их уйти из ТаМери. И ещё долго гонял их по Синаю за то, что в своём исходе посмели напоследок ограбить своих египетских соседей. А когда враги решили закрепиться в Ханаане и захватили Иерихон, а точнее, по-египетски, Шарухен, – выгнал их и оттуда, оттеснив аж за Мегиддо.
Что ж, Бог царей Амон всё расставил по местам. Хатшепсут ушла в Долину мёртвых. Теперь он, Джехутимесу, властитель Обеих Стран. Великий властитель, которому предстоит освобождение Та-Мери. Дорогой его родины…
Он коротко глянул на Гарсиниотефа. Тот молча закрыл глаза, как-то невыразимо ласково и ободряюще.
Они всё сделали для завтрашней победы. Надо лишь закончить приказ парой ободряющих слов. Пусть воинам скажут ещё: «Готовьтесь! Приготовьте ваше оружие, чтобы сразиться с этим презренным врагом завтра утром. И мы победим!»
Да, так хорошо. Иди, Гарсиниотеф. И ты, Тутхотеп. Отдохните перед завтрашним испытанием…
Джехутимесу отчего-то не чувствовал ни страха, ни даже лёгкого волнения. Хотя знал, что предстоящая битва будет из тех, что определит судьбы мира на многие века вперёд. И рассказывать о ней будут через тысячи лет. Триста тридцать царств предстоит разгромить ему завтра! Там одних колесниц больше тысячи!
Но он был спокоен.
– Воины!
Кони чуть заиграли, прядая ушами. Колесница качнулась.
Джехутимесу коротко взглянул на возничего. Тот натянул поводья.
Армия смотрела на своего предводителя. Как всегда в такие минуты, разбивалась она на отдельные рваные картинки. То видишь лишь глаза, тысячи тёмных глаз, упирающихся в тебя чёрными колодцами зрачков. То глаза уходят, отдаляются, а перед тобою встают лица. Плоские, словно нарисованные, друг от друга неотличимые. Хотя ты видишь, знаешь – это разные лица, это разные люди. А то взгляд выхватывает из строя одну деталь – как вон у того лучника, что подзабыл перевести свой колчан в боевое положение, и тот так и торчит у него за спиной, а командир недоглядел…
Ладно, теперь уж некогда. Перевесит под мышку, никуда не денется.
– Воины! Вот сражение, которого вы так желали! Победа в руках ваших: она нужна нам! Она доставит нам изобилие, хорошие дома, множество рабов и скорое возвращение в отечество, в нашу любимую Та-Мери!
Слитный гул тысяч горл.
– Перед вами – грязные хабиру, которые ещё не наелись ваших стрел и копий, забыли острые зубы ваших боевых топоров…
Он сделал паузу. По армии пробежало шевеление, гул прозвучал вполне одобрительный. Краем глаза Джехутимесу засёк радостный оскал Тутхотепа – тот, как всегда, рвался в драку.
– Придя к нам пленными пастухами, – ещё громче выкрикнул царь, – и принятые нами как братья, они вкрались к нам в доверие. А сами начали грабить. Один за одним они проникали к нам и затем приводили своих сородичей! Пока их не стало так много, что вдруг они превратились в наших господ! Бывшие рабы, они назвали себя «царскими пастухами»!
Ещё раз гул по армии – теперь возмущённый. Гарсиниотеф поощрительно опустил веки – старые счёты всегда были хорошим средством мотивации.
– Мой великий прадед царь Яхмос изгнал мерзких хабиру из Та-Кемт! Мой великий дед Джехутимесу продвинул границы Та-Мери до пределов солнца, достигнув Той-перевёрнутой-воды-которая-течёт-на-юг! Они вернули справедливость народу Ра!
Трижды взлетели мечи офицеров. Солдаты три раза эхом повторили имя Бога.
– Но эти грязные ублюдки посмели восстать против Ра и нас! Они подняли мерзкий голос против моего величества, царя Менхеперра! Теперь мы должны окончательно вернуть мятежникам и предателям хабиру их прежнее прозвище!
«Хиксосы» – «пленные пастухи»! Вот они кто! И пусть каждый из вас пленит их, сколько сможет, – я всех их отдам вам в качестве рабов!
Уже не гул одобрения – рёв восторга всколыхнул ряды. Можно заканчивать.
– Я счастлив, предводительствуя египтянами! Какой полководец не поражал врагов, подобно мне с этим могущественным народом! Благодарите Богов, что вы египтяне; гордитесь сим преимуществом! И знайте – чтоб быть храбрым и быть победителем, достаточно быть только египтянином! Действуйте так, как действовали наши предки под Мемфисом и Аварисом, при Шарухене, как действовали вы при Гезе, Ашкелоне и в области Джахи! И позднее потомство вспомнит с гордостью о подвигах ваших в этот день и скажет о вас: и он был в великой битве под стенами Мегиддо!
На востоке, над позициями врага, всходило солнце Армагеддона…
Слева и справа мерно вспарывали затхлый воздух некогда могучие крылья. Усталые, они с трудом несли тяжёлое тело сквозь жидкие, как кисель, испарения.
С мрачной выси постоянно доносился скрежет. Словно за свинцовыми тучами перекатывались и тёрлись боками целые горные хребты. Сквозь редкие просветы виднелось красноватое свечение. Внизу возвышались руины величественных зданий. Из земли торчали, будто молящие о помощи узловатые руки, обгорелые остатки деревьев.