Армагеддон. Книга 2
Шрифт:
Разумеется, лучшим вариантом был бы захват противника в плен с последующим пристрастным допросом. Пытать этого гада до тех пор, пока тот не расколется и не выдаст всё, что знает об очередном грязном заговоре проклятых штатовцев против матушки-России. Методы, к которым прибегал Влад в таких случаях, никогда ещё не подводили его.
Будь перед ним обыкновенный, даже очень хорошо подготовленный человек, Влад именно так бы и поступил. Под прикрытием лучшего десантно-штурмового отделения гарнизона он ворвался бы в палату, без труда обезоружил бы противника, а затем, скрутив покрепче, неспешно приступил
Но в госпитальной палате Влада ждал не обычный противник. Да, именно ждал… В этом Влад тоже не сомневался. Незнакомец наверняка хотел бы смыться по-тихому, но сейчас он определённо уже учуял приближение «Бурого медведя» и, отбросив мысль об отступлении, приготовился к бою.
«Мы равны друг другу», – подумал вдруг Влад.
Скорее всего противник был настолько же силён и опытен, насколько и сам майор Прожогин. Вполне естественно, что американцы послали на эту операцию лучшего из лучших. Корпус «Одиссей».
По странному капризу его величества случая и её величества судьбы, Церковь Меча и корпус «Одиссей» нечасто встречались в открытом бою лицом к лицу. Счёт редких кровавых поединков за всю историю противостояния был абсолютно равным. У Влада мелькнула мысль, что у него появился шанс нарушить это равновесие. Его противник, конечно, подумывал об отступлении, но выхода отсюда практически нет. Практически… Ещё скажите – формально. Влад достаточно трезво оценивал уровень противника, чтобы при встрече с «Одиссеями» не полагаться на такие банальности, как запертые двери, задраенные люки и тому подобную ерунду. Если в палате есть хотя бы крысиная нора, то противник сумеет улизнуть, было бы достаточно времени. Но именно этого Влад ему предоставлять никак не собирался.
Дело предстояло делать в одиночку. В поединке с бойцом из корпуса «Одиссей» любое прикрытие, даже из самых подготовленных ребят, окажется лишь помехой. Скорее всего противник просто прикроется ими как живым щитом. Двигаясь с необычайной скоростью, он будет заходить им в тыл и уже из-за спин вести огонь по Владу, выжидая момент для удачного выстрела. Кто в такой ситуации уложит больше живых мишеней – американец или сам Прожогин, – одному богу известно.
Нет, захватить этого парня в плен не удастся, не стоит даже мечтать об этом.
Bраг либо уйдёт живым, либо будет убит. Другого выбора нет, как не было бы другого выбора у американца, поменяйся они вдруг местами.
Сейчас позиция Влада была хуже, чем у американца, который может держать на мушке дверной проём. Но уйти неприятель сумеет только в одном случае – если ему удастся снять Влада с первого выстрела.
Мгновение Влад колебался, не вызвать ли на подмогу кого-нибудь из воинственных духов, но решил отказаться от этой затеи. Если вся рать двуногих, электронных и бесплотных сторожей, охранников и часовых упустила этого парня, позволив ему пробраться на станцию, нет смысла просить их о помощи сейчас. Пусть человек сразится с человеком – без всякой потусторонней шушеры. Впрочем, противник, похоже, активизировал какое-то колдовское приспособление. Не оружие ли это? Влад предельно сконцентрировался. Его оружием должна быть скорость и только скорость. Спровоцировать парня на выстрел, на неприцельный выстрел, заставить его промахнуться, а там… там посмотрим.
Медленно-медленно подкрадывался к дверям майор Прожогин, едва заметно было его движение к цели. Про себя он мысленно повторял:
«Ну, иди сюда, иди же… Иди, враг мой, ко мне, иди…»
Дэвид ввел себя в боевой режим на полную мощность. Энергетические разряды пробегали по его нервам, странное, давно забытое чувство, похожее на радость, заставляло кровь бурлить в венах. Давненько Дэвид Келлс не встречал достойного противника. Лишь дважды за тысячу лет ему доводилось напрягать все свои знания, умения и инстинкты, вступая в бой с первоклассными бойцами из России, принадлежащими к воинскому братству Церкви Меча. Тот факт, что из обоих этих столкновений Дэвид вышел живым, хотя и тяжело раненным, составлял немалую часть легенды, повествующей о подвигах Келлса и размещённой на стереоэкране рядом с голограммой самого героя в Зале Славы корпуса «Одиссей».
Знал Дэвид Келлс и о двух других стычках с Церковью Меча, закончившихся поражением американцев… Неожиданно ему в голову пришло, что победить его сослуживцев мог тот самый парень, что затаился сейчас за переборкой госпитального отсека. Адреналин, смешанный с эндорфинами, хлынул в вены и мозг Келлса. Какой случай, чтобы нарушить глупое равновесие!
«Теперь счёт будет три-два в нашу пользу. И сделаю это я», – восторженно думал Дэвид.
Его чувства были так напряжены, что он без труда улавливал бесшумное прикосновение ноги к плазмоцементному полу.
Враг был всего в нескольких футах от Дэвида. Подкрадывался он из мёртвой, непросматриваемой зоны, что не мешало «Одиссею» ощущать его приближение сквозь стену, отделяющую палату Билли Иванова от больничного коридора.
Дэвид чуть сдвинул оружие в сторону, прикидывая целесообразность и эффективность выстрела сквозь переборку.
Влад колебался. Лучшим решением проблемы казался бросок ручной осколочной гранаты, которая превратила бы противника в разбросанные по палате клочья мяса.
Но тогда погибнет и мальчишка.
Как и Дэвид, Влад не имел ни малейшего желания убивать детей, и в особенности – этого. Если Билли Иванов погибнет прежде, чем мадам Лоусон снимет с него показания, оправдаться перед американцами будет практически невозможно. Ханжеские вопли о «маленьком страдальце» заглушат последние доводы разума, и мир сгинет в пламени войны вслед за злосчастным «Холлидеем Первым».
Вот если бы в палате не было ребёнка… Хотя даже в этом случае Влад не воспользовался бы гранатой без крайней необходимости.
Нет. Тут особый случай. С этим противником нужно встретиться лицом к лицу, посмотреть ему в глаза – разумеется, выражаясь фигурально. А ещё лучше – убить его собственными руками, сойдясь врукопашную… Впрочем, на такое удовольствие рассчитывать особо не приходилось.
Скорее всего закончится всё очень быстро.
Один выстрел. Самое большее – два.
Влад замер в нескольких дюймах от двери. Он согнулся, сжался, как пружина, готовая, распрямившись, совершить отчаянный бросок.