Аромагия
Шрифт:
Инспектор присвистнул.
— Весьма… прозрачный мотив! — заметил он задумчиво. — И топорное исполнение.
— Скажите, а чашку из-под шоколада уже вымыли? — вмешалась я, хмурясь.
— Нет! — покачала головой домоправительница после некоторого размышления.
— Очень топорное, — повторил инспектор.
— Позвольте мне это проверить? — попросила я, встретившись с ним взглядом.
От инспектора исходило явственное сомнение, будто горьковатый запах грейпфрута.
— Вы хотите сделать анализ остатков шоколада? — уточнил он, рассеянно крутя
— Я бы хотела еще раз осмотреть госпожу Бергрид, — я пожала плечами, — но сомневаюсь, что смогу это сделать. Так что позвольте мне поговорить с доктором Торольвом. Полагаю, он согласится оказать мне небольшую любезность и проверит состав напитка.
— Пожалуй, так и сделаем, голубушка! — решился инспектор. — И вам бы лучше ехать домой.
— В самом деле, — согласилась я, вставая. Бросила взгляд на часы на полке и чуть не всплеснула руками. — Уже время обеда, так что мне действительно пора.
Ингольв обещал быть дома к обеду, а он не потерпит моей неявки.
— Я провожу вас, — голос домоправительницы, о чьем присутствии я уже успела забыть, заставил меня вздрогнуть. — И прикажу шоферу вас отвезти.
— Благодарю! — ответила я и принялась прощаться с инспектором.
Захватив по дороге баночку с остатками шоколада, мы молча шли по дому. Гневный взгляд Халлотты не располагал к разговорам, а ее аромат напоминал крапиву — жгучий и яростный.
— Вы с самого начала его возненавидели? — не удержавшись, уже на пороге спросила я, оборачиваясь.
— Да! — выпалила она, даже не уточняя, о ком речь. — Он обманывал госпожу, притворялся любящим мужем, а сам завел шашни за спиной хозяйки! К тому же… — она на мгновение брезгливо поджала губы. — Не знаю, что госпожа в нем нашла. Красавец писаный, конечно, но неряха редкостный! Если б она за ним не следила, как за ребенком, он бы так и ходил в грязных рубашках и мыться забывал. Противно!
Она красноречиво передернулась, а я вежливо ее поблагодарила и отправилась восвояси.
Домоправительница отнеслась к моему отъезду безразлично. Она уже не нуждалась в моей помощи: доктор и без меня пришел к выводу, о котором она мечтала…
Всю дорогу я напряженно размышляла об этой странной истории. Инспектор прав: для убийцы Колльв вел себя слишком небрежно! Но другого ответа не было. О пищевом отравлении не могло быть и речи: больная ела только торт, который пробовала вся семья, и шоколад, сваренный Колльвом собственноручно.
Оставалось лишь полагаться на врачебное искусство доктора Ильина. Пожалуй, стоит после обеда вернуться в дом госпожи Бергрид. Надо думать, инспектор не откажется от моей помощи…
Наконец шофер высадил меня возле крыльца.
Я взбежала по ступенькам и нетерпеливо заколотила в дверь, которая тут же распахнулась.
Из дома пахнуло сдобным духом. Я глубоко вдохнула и прикрыла глаза, наслаждаясь. Настоящее чудо: немного муки, молоко, яйца и щепотка дрожжей в горячей
Я сглотнула слюну и шагнула через порог. Сольвейг, обдав меня ароматом уксуса и подгоревшей карамели, а также насмешливым взглядом, ретировалась на кухню. Дверь она оставила приоткрытой, явно рассчитывая подслушивать. Господин Бранд всегда ставил во главу угла лояльность слуг лично к нему, закрывая глаза на многие прегрешения. Как жаль, что я вышла замуж такой юной, что побоялась затевать войну за власть в доме, не умея вести хозяйство на хельхеймский манер. Теперь пожинаю последствия…
В гостиной обнаружились Ингольв и Петтер. В комнате, освещаемой лишь горящим камином и свечой на столе, царила полутьма. По стенам метались перепуганные тени, за окном уныло завывал ветер…
— Здравствуй, дорогой, — улыбнулась я, исподтишка изучая хмурое лицо мужа. — Здравствуйте, Петтер! А где господин Бранд?
Мальчишка молча поклонился, а Ингольв встал у камина, скрестив руки на груди.
— Где ты была? — резко произнес он.
— У госпожи Бергрид, — ответила я, стараясь, чтобы это прозвучало непринужденно.
— Что ты там делала? — нахмурился Ингольв.
С какой стати он учинил мне допрос?! Впрочем, спрашивать об этом я благоразумно не стала.
— Ей стало дурно, послали за мной.
Вошла Сольвейг, неся графин бренди и зачем-то хрустальную вазу. От нее несло жадным любопытством и злорадством, как гнилым луком.
— Надо было отказаться! Вечно ты суешь нос в то, что тебя не касается!
Сольвейг зачем-то водрузила пустую вазу на каминную полку и неохотно удалилась (подозреваю, чтобы подслушивать под дверью).
На этот раз сдержаться было труднее. Ингольв намеренно отчитывал меня при посторонних — чтобы унизить посильнее.
Он всегда считал, что мои поступки вызваны вульгарным любопытством, решительно не понимая, как раздражает какофония запахов вокруг. Я ощущаю диссонанс в окружающих ароматах и умею его устранять. Это похоже на настройку музыкального инструмента, когда фальшь на посторонний слух неуловима, а ты ощущаешь ее так остро и явно! И, главное, знаешь, какой колок подкрутить, чтобы устранить неправильность. И стискиваешь зубы, когда нет возможности это сделать. Почему же Ингольва это так бесило? Впрочем, ответ известен…
— Дорогой, я ведь доктор и не могу…
— Ты не доктор! — оборвал Ингольв и продолжил, с каждым словом все громче: — Из-за своих дурацких травок ты лезешь, куда не просят! В Ингойе есть нормальный врач, а ты только мешаешься у него под ногами!
От него пахло лавром — всепобеждающей уверенностью, — и это было как пощечина. Зачем топтать мои чувства?
— Да, я не доктор, — мой голос звучал тихо и сухо. — Потому что не поступила в колледж. Сбежала, чтобы выйти за тебя…
«В чем теперь раскаиваюсь» не прозвучало, но казалось, несказанные слова звенели в воздухе. Лицо Ингольва странно передернулось, потом налилось кровью.