Аромат апельсинов
Шрифт:
— Ты, правда, такое можешь? Вытащить себя из галлюцинации?
— Иногда. Но не всегда… — я пожала плечами и подумала о том, как очнулась в больнице, а Джонни держал меня за руку.
— Фу, — Джен вздохнула и посмотрела на меня сочувствующим взглядом. Но не жалостливым.
— До того, как я переехала сюда, у меня больше года отсутствовали приступы, а до этого они были не особо тяжёлыми. Последние галлюцинации отсутствовали ещё дольше. Года три-четыре.
— А теперь?
— А теперь в моих галлюцинациях появился Джонни.
Глаза Джен опять полезли на
— Правда? И что?
— Первый раз была сплошная сумятица. Я была в поезде из фильма «Поезд проклятых». Там я выступала в роли графини или кого-то там ещё. И мы… ну, сама знаешь.
— Не фига себе, ты трахалась с ним в поезде? Я бы не отказалась от такой галлюцинации.
— Да, — улыбнулась я. — Это было великолепно. За исключением того момента, что я осознавала, что это приступ, а всё остальное просто прекрасно. Но это ещё ничего. С тех пор были ещё приступы, которые существенно отличались от первого. Но они взаимосвязаны. Я снова оказалась в семидесятых годах, в доме Джонни. В большинстве случаев происходила вечеринка. Иногда я думаю, что это одна и та же вечеринка, в которую я попадала в разное время. В любом случае, речь шла о нескольких днях или даже часах, да и дата была одна и та же. Там присутствовали и другие люди. Пол Смит, Кэнди Апплгейт.
— Вот, дерьмо! Ты говоришь о тех людях, из анклава?
— Да. И Эд Д'Онофрио.
— Автор? Который умер?
— Да, именно он, — на ум пришли мои последние блуждания в потёмках, когда я стояла в кухне тогдашнего Джонни, и наблюдала, как Эд сам себя уничтожал. — И Сэнди.
— Его первая жена?
У меня искривилось лицо, будто я съела что-то кислое.
— Да.
— Она тоже играла в «Ночи ста лун»? Она ведь не мать Кимми?
— Да. Джен, дело, ведь в том, что это чистое сумасшествие: у меня были галлюцинации о фильме, и о людях, которые в нём играли. Думаю, это сборная солянка из интернет-сайтов.
— Может быть, ты когда-нибудь видела его по телевизору? Как «Поезд проклятых». Возможно, это было очень давно, и ты не могла вспомнить, пока сейчас не увидела.
— Да, полагаю, так оно и было, — но такое объяснение меня не успокоило. — Впрочем, похоже на то, что я собственными руками сотворила этот мир. Человека, который играл в фильмах и менялся. Суперсексуальную версию его. В этих галлюцинациях я путешествую во времени и… трахаюсь с ним до потери сознания.
Подруга рассмеялась.
— И что в этом плохого? Я имею в виду, за исключением того, что ты страдаешь от приступов?
— В моей голове у нас просто фантастические отношения. Секс, наркотики и рок-н-ролл. Это совершенно другой мир. Но он не настоящий, — объяснила я ей. — Поначалу всё было действительно здорово — раз уж у меня повреждён мозг, и я страдаю от отключек, довольно приятно пошляться с Джонни Делласандро.
— Могу с тобой согласиться, — голос у Джен опять сострадательный, но без жалости. — Итак, в чём проблема? Я знаю, что ты с удовольствием прожила бы и без приступов.
Я засмеялась.
— Да, что-то такое есть. Во снах всё гораздо проще. Не о чем беспокоиться, и у меня есть Джонни.
— В
— Я ему ничего не рассказывала о галлюцинациях. Не хочу, чтобы он думал, что это только из-за фильмов, позирования или других вещей, чем он занимался в прошлом, ты понимаешь? Я люблю Джонни сегодняшнего, — я сделала маленькую паузу. — По крайней мере, я так думаю.
— Разве это неправильно, влюбиться в него из-за его прошлого? — спросила Джен. — Нет ничего плохого в том, что он добился того, чтобы им восхищались. Джонни не стыдится того, чем занимался, он просто дальше развивался, не так ли?
— Полагаю, что да, — я не могла объяснить, почему всё воспринималось в искажённом свете. — Тогда придётся ему сказать, что все мои обмороки всегда заканчиваются тем, что я попадаю в семидесятые и трахаюсь там с ним, длинноволосым и с бакенбардами. Что, к слову, чистая правда. Вот так, чёрт возьми.
Джен захихикала.
— Воспоминания более яркие, чем реальная жизнь.
— Нет, это не так. Просто там всё по-другому. Не реально, — сухо произнесла я. — Итак, ты полагаешь, что говорить ему об этом не стоит?
— Я не знаю, надо ли тебе держать свои галлюцинации в тайне, но не уверена, что ты ему о них скажешь. Ты стала бы ему рассказывать, если бы в твоих фантазиях фигурировал другой мужчина?
— Возможно. Хотя, если бы секс был бы таким же грязным, как с ним, то, наверное, нет.
— Ты имеешь в виду, что он может ревновать… к самому себе?
Я захихикала.
— Может быть. У меня очень странное восприятие. Но дело не только в сексе. В последний раз у меня был разговор с Эдом Д'Онофрио, и поверь мне, это было по-настоящему жутко и совсем не сексуально. Я знаю, поговаривали, что он — гений и всё такое, но его стихотворения наводят на меня ужас. И представь себе, я вообразила, что он написал про меня стихотворение.
— Фу, это и, правда, жутко.
— Да. Вот видишь, почему я не хочу рассказывать Джонни об этих вещах. Мне и так неловко, страшно и достаточно тяжело, что он должен справляться с моими приступами и работать моим шофёром. Я не хочу ему рассказывать, что мой мозг выдумал полную чепуху о нём и его старых друзьях, понимаешь? Это пугает. Очень пугает, — произнесла я несчастным голосом. — Я ощущаю себя сталкером.
— Ты никогда им не была, — Джен закатила глаза.
— Значит, было что-то другое, — возразила я. — К тому же, в этом виновата ты.
Подруга засмеялась, сделала последний глоток пива и поставила бутылку на стол.
— Я заразила тебя лихорадкой-Джонни. Ты хочешь получить противоядие? Думаю, что нет.
Мы засмеялись вместе. Рассказав ей всю историю, у меня будто груз свалился с плеч.
— Ты не думаешь, что это болезнь? Я имею в виду, эти фантазии, когда я брожу в темноте. Это не значит, что я несчастлива с ним. С настоящим Джонни, то есть. Это намного лучше, чем я себе представляла.
— Если бы ты активно пыталась проводить время в своих фантазиях, я бы волновалась. Но ты этого не делаешь. Причина приступов не в тебе самой, они ведь возникают просто так?