Аромат апельсинов
Шрифт:
— Что он сказал?
— Он сказал, что ты не настоящая. Ты — не девушка, ты — фантазия. Я сказал, возможно, всем нам лишь кажется твоё присутствие, а он говорит, что это не так. Ты просто приходишь из другой реальности. Это так, Эммелин? Ты приходишь из другого измерения?
— Да, Эд, именно так я и делаю, — отвечаю я устало. — И мне очень хотелось бы туда вернуться.
Его смех заканчивается громким чихом. Он снова делает глубокую затяжку.
— Удачи! А нас не хочешь взять в другую реальность?
Я отшатываюсь от Эда, и упираюсь спиной
— Он говорит, что ты из будущего.
— Что? — в ошеломлении поднимаюсь я. — Это Джонни сказал?
— Он сказал, что ты ему рассказала.
Я хлопаю глазами и начинаю бегать туда-сюда по кухне.
— Это безумие.
— Да. Джонни так и говорит. Он считает, что сошёл с ума. Наверное, мы все сумасшедшие. Нас всех надо отправить в психушку, правда? Всех. Джонни сказал, ты ему рассказала, что всех нас придумала. Так что позволь мне задать вопрос, Эммелин. Раз ты меня всего лишь придумала, то почему сделала такой развалиной?
— Я не знаю. Я не знаю, что тебе и сказать.
Не будет ли ложью, признать его правоту? «Что произойдет, если твои собственные галлюцинации узнают своё будущее?»
— Только скажи мне, что это правда. Больше я не хочу ничего знать, — Эд делает большой глоток из бутылки, поигрывает секунду со шприцом, но, слава Богу, не пользуется им. — Я лишь хочу знать, существую я в реальности или нет.
— Ты… существуешь, — нерешительно говорю я. — Я имею в виду, что ты реальный человек, Эд. Но здесь не реальность. Это всё происходит лишь в моей голове. Этот разговор тоже ненастоящий.
— Сегодняшний день — это ночь, — внезапно произносит Эд и кивает в сторону календаря.
— Какая ночь?
— Думаю, та, в которой я нахожусь в настоящей жизни, — эта фраза и кивок не имеют для меня смысла. Эд снова тянется к бутылке и залпом опустошает её. — Итак, кого я могу обвинить в этом дерьме?
— Я не знаю. Меня? — пугаюсь я. — Ты можешь обвинить меня.
Он смотрит на меня стеклянными глазами, рот кривится в ухмылке.
— Думаю, что мог бы. Но считаю, что этого делать не стоит. Ты знаешь, что я написал про тебя стихотворение?
Я содрогаюсь.
— Нет. Этого я не знаю.
— Но я написал.
Парень придвигает к себе блокнот, откашливается и громко читает вслух:
— Она идёт сквозь ночь,
Красавица.
Одиночные, крошечные шажки босыми пятками,
Оставленные туфли.
Кукловод, девушка, которая стала женщиной,
Она приходит и уходит.
Она создаёт и разрушает нас. Её волнуют галлюцинации,
Она
Она может быть всем, кем захочет. Эммелин.
В поэзии я разбираюсь не больше, чем в искусстве, но это стихотворение не слишком радует мой слух. Очень высокомерное и напыщенное, так дети-готы читают друг другу стихи, пока подводят глаза и дискутируют о бытии. Люди процитируют стихотворение Эда в своих блогах, не зная его истинного смысла.
— Это ничего не значит, — с кислой миной произношу я.
— Нет? — голос Эда удивлённый, он ещё раз проводить пальцем вдоль строк. — Ты права. Эти грёбаные строки не значат ничего.
Потому что он их не писал. Это сделал мой мозг во время приступа. А так как я не поэтесса, стихотворение выходит дурацким. И правдивым. Я кукловод, который дёргает за ниточки. Я всё создаю и разрушаю. И хочу остановить эти творения.
Хочу всё разрушить.
И разрушаю.
Яркий свет. Бормотание. На моей голове лежало что-то мягкое, что-то кольнуло в руку. Другую руку мёртвой хваткой держали чьи-то пальцы.
— Привет, — рядом с моей кроватью раздался тихий голос Джонни. — Ты проснулась.
— Что? — я попробовала встать на ноги, но мне в нос ударил запах больницы, от которого я чуть не задохнулась.
К иголке в моей руке присоединена капельница. Джонни пытался меня успокоить. Я тот час же замолкла и упала на подушки. На мне до сих пор одежда, в которой я была на вечеринке, значит, прошло не слишком много времени, иначе бы меня переодели в больничную одежду. В горле пересохло, но прежде чем я смогла задать вопрос, Джонни передал мне стакан воды с соломинкой.
Я осторожно отпила.
— Что случилось? Где мои родители и все остальные?
— Твои родители, наверное, сидят в комнате ожидания. Остальные разъехались по домам. Джен хотела остаться здесь, но я убедил её друга, забрать её домой. Я потом ей позвоню и скажу, что с тобой всё в порядке.
— Проклятье, — пробормотала я. — Я опять ушла в темноту, да?
— Да, детка. Так и было.
— И на какое время на сей раз?
— Часа на три. Твоя мама не стала долго ждать, как я в прошлый раз, — Джонни со смехом покачал головой. — Ты не пробыла в отключке и десяти минут, как она вызвала скорую помощь.
— О, Боже! — застонала я и прикрыла глаза рукой, к которой была подключена капельница. Это оказалось ошибкой, движение потянуло за собой иголку, руку пронзила боль. — Вот дерьмо!
— Ты просто ушла, — сказал Джонни.
Я разглядывала его сквозь пальцы.
— Просто? Звучит не слишком успокаивающе. Если только ты считаешь лучшим, рухнуть с пеной у рта и непроизвольно описаться. По сравнению с этим, моё состояние просто великолепное.
Мой голос сорвался от слёз. Джонни поднялся и нежно поцеловал меня, хоть я и пыталась отвернуть голову. Но он всё равно поцеловал меня и убрал мне со лба волосы. Мужчина целовал мои губы, щёки, потом крепко сжал руку.