Аромат лимонной мяты. Книга первая
Шрифт:
— Светлыми эмоциями, говоришь? Почему же тогда от дементоров можно защититься Патронусом, квинтэссенцией света? Ведь, по твоим словам, он должен быть для них десертом. Чем-то вроде шербета, пахлавы и рахат-лукума. Да потому, алмаз моего сердца, что их насыщение происходит как раз за счет самых черных движений души человека. И заметь, все чувства джинны усиливают многократно. Заключенные этого вашего Азкабана день за днем, минута за минутой, секунда за секундой переживают самые худшие воспоминания, самую страшную боль, самые отвратительные свои поступки. И рано или поздно они начнут получать от этого удовольствие. Шанс, говоришь? Получить толпу социопатов-садистов,
Заметив, что его визави скептически переглянулись, словно сомневаясь в его оценке ситуации, он лишь покачал головой и задумчиво продолжил:
— Лучше, говоришь? В смысле, милосерднее? Милосерднее пожизненное заключение, чем смертная казнь? Милосерднее мучить смертельно больного, чем прервать его страдания? Благо, говоришь? — он на секунду задумался, а потом с выражением продекламировал. — Солдаты, несите в колонии любовь на мирном штыке, азбуку в левом кармане, винтовку в правой руке. А если черная сволочь не примет наших забот, их быстро разагитирует учитель наш, пулемет(2).
Он поднялся и прошелся по кухне, заложив руки за спину. При каждом повороте полы пиджака развевались: на широком атласном поясе, намотанном в несколько слоев, отблескивала золотом массивная цепочка.
— По большому счету, и вы, и ваш Дамблдор — плоть от плоти дитя европейской цивилизации. Меня всегда поражало, как своеобразно Европа понимает слова «благо» и «милосердие». Крестовые походы, охота на ведьм, колонии. Полное неприятие мнения, отличного от вашего, и абсолютная уверенность в собственной правоте, непогрешимости и величии. Помнишь, оазис моей души, что ты спросила, узнав, сколько мне лет? — он с мягкой улыбкой взглянул на слегка покрасневшую Гризельду и дружелюбно передразнил. — Халид, ты обнес сейф Фламеля? И это при том, что я на пятьдесят восемь лет его старше, а ты, будучи более чем образованным человеком, была в курсе: уровень науки и медицины в Средние века был выше именно на Востоке. А уж про то, что при воссоздании — не при изобретении, а лишь воссоздании, заметь! — камня Николас пользовался папирусом Ибрагима(3), который европейцем не мог быть ни при каком раскладе, знают даже обычные люди.
— Мы настолько плохи, что ты второй раз ищешь ученика на Альбионе?! — завелась Мэрчбэнкс, вскочив и буквально впечатав кулаки в стол, словно пытаясь придать вес своим словам, да и успокоиться заодно.
Батильда покачала головой, устало взглянув на подругу, и подумала: «Господи, Зельда! Он старше тебя на полтысячелетия с хреном! Твои ужимки и прыжки для него — истерика двухлетнего малыша, валяющегося на полу и молотящего по нему руками и ногами».
Халид развел руками в примиряющем жесте.
— Не от меня зависит, услада моей души. Мои желания или нежелания вторичны. На человека, которому я должен передать знания, указывают звезды.
— А еще угли, баранья лопатка и карты Таро? Ты уж определись, кто ты: демонолог-некромант, артефактор или кахин(4)?
— Я много кто, звезда моя, — Халид лишь снисходительно пожал плечами.
Бэгшот успокаивающе накрыла своей ладонью руку Зельды, понимая, что очередной спор та все равно проиграет, а злобу вымещать будет на ее, Батильды, фарфоре. Он, конечно, старый и потрескавшийся, но это же не повод! Но Гризельду было уже не остановить.
— И каков был изначальный план, о Великий?
— Навести справки об учениках Хогвартса, о любознательнейшая из любознательных, — усмехнулся Халид. — Через тебя, разумеется. Полагаю, нужный мне ребенок в
— Старое доброе похищение, — закончила фразу Мэрчбэнкс.
— По ситуации, алмаз мой, по ситуации. Признаю, это был бы самый простой вариант. Да и традиции. Мюриду(5) лучше бы жить в доме учителя.
— И греть ему постель? — съязвила Гризельда. — Кажется, тоже традиция.
— Этот пункт не принципиален. Не настолько я закостенел, свет моих очей, — улыбнулся он и вдруг же замер, пристально глядя в окно. — Кстати, о свете. Батильда, драгоценная моя, кажется, ты говорила, что все дома по соседству заброшены. Что-то изменилось?
Пожилые дамы как по команде посмотрели туда, куда указывал их собеседник. В окнах первого этажа бывшего дома Поттеров мелькало небольшое световое пятно. Как от фонарика или Люмоса.
— Вообще туда боятся заходить. Суеверия. Лишь разрисовывают пожеланиями памятную табличку. Воры? Решили подломить дом героя? — пробормотала Бэгшот, а Гризельда Мэрчбэнкс, бросив воинственный взгляд на Халида и пробормотав что-то вроде: «Радуйся, сегодня я буду убивать не тебя!», выхватила из кармана волшебную палочку, открыла кухонную дверь и двинулась через кусты в сторону полуразрушенного коттеджа.
Батильда хотела было остановить ее, но услышала голос Халида:
— Ей надо выпустить пар. Парочка Экспеллиармусов и Ступефаев, и Зельда будет снова в норме, — он взял в руки посох и двинулся за Мэрчбэнкс, взглядом предлагая Батильде присоединиться. — Пойдем-проследим, чтобы до смертоубийства не дошло.
Выйдя из дома, они успели заметить, как Гризельда осторожно поднялась по скрипучему крыльцу соседского коттеджа и медленно, крадучись, вошла в приоткрытую покосившуюся дверь. Халид неожиданно дернул Батильду за рукав и поднял вверх указательный палец, призывая к молчанию и осторожности, затем вытянул левую руку в направлении входной двери, описав раскрытой ладонью небольшой круг и несколько раз сжав и разжав пальцы, словно пробуя воздух на ощупь. Недовольный результатами, он нахмурился и прошептал Бэгшот: «Два очень сильных мага».
Перехватив посох поудобнее, Халид спешно направился к дому, невербальным заклинанием полностью расстегивая пиджак и резким движением дергая за цепочку. Бросив на него короткий взгляд, Батильда похолодела, заметив, что именно висит на ней.
— Ты хочешь использовать демона? — в ужасе прошептала она.
И в этот момент в темном окне дома Поттеров сверкнули три вспышки.
***
Годрикова Впадина была или очень маленьким провинциальным городком, или большой деревней. Правда, с историей, уходящей корнями в Средневековье. Во всяком случае, на местном кладбище можно было найти надгробные плиты, датированные началом десятого века. Впрочем, другие достопримечательности оригинальностью вовсе не отличались: центральная площадь, мощенная булыжником, церковь конца одиннадцатого века и ратуша.
Пожалуй, только обелиск памяти жителей Годриковой Впадины, жертв Второй мировой войны, мог еще представлять какой-то интерес для проезжавших мимо городка туристов. Во всяком случае, редко кто из них, остановившись перекусить в местном кафе или выпить пива в пабе, мог удержаться от того, чтобы не сфотографироваться с монументом. Впрочем, больше даже не с ним самим, сколько с табличкой, на которой был выбит год его установки — 1981. Туристы были в недоумении. Поставить памятник спустя сорок с лишним лет? На паперти что ли деньги собирали? Странно, городок вроде не в Шотландии(6).