Артефактор
Шрифт:
Второй удар.
ГРОТ снова замер на месте, ожидая, когда я пойду в атаку. На его медной башке я с удовольствием заметил солидную вмятину, оставленную моим оружием.
Стихийники все делали неправильно. Не надо было толпиться, и тогда они не мешали бы друг другу. Они правильно начали, когда пытались окружить ГРОТа, но потом все равно смешались в кучу малу.
Я снова атаковал ГРОТа, снова обманным ударом, поднырнул под его руку, прокатился по траве у него между ног, оказавшись за спиной, подпрыгнул, цепляясь кусой за его плечо, как ледорубом, забрался еще выше, и нанес
Третий.
Стихийники все делали неправильно. Они пытались драться с ним как с роботом, пытались понять, как он действует, и подловить его на этом.
Я отнесся к нему, как к человеку, и делал ставку на обманные движения и финты. ГРОТ реагировал на резкие изменения направлений атаки с небольшой задержкой, и этого каждый раз хватало, чтобы я так или иначе добрался до его головы и нанес новый удар!
— Шесть! — уже вслух считали все студенты вокруг меня.
Несколько раз ГРОТ доставал и меня тоже, но каждый раз он лишь намечал атаку, отбрасывая меня на траву и не развивая успеха. Надо отдать ему должное — в атаке он был чертовски хорош и быстр, совсем не так, как в защите. Если бы он был человеком, у которого в руках тоже было бы что-то острое, скорее всего, мы оба были бы трупы. Причем очень быстро.
Но так как это не так, я каждый раз вставал и, разыграв очередную обманную комбинацию, снова и снова колотил обухом кусы по медному куполу!
— Двенадцать!
После пятнадцатого удара ГРОТ неожиданно сам пошел на меня, словно разозлился, и два раза подряд я оказался на земле, опрокинутый неожиданными атаками. Подметив эту странность, я поднялся, и мы с големом снова принялись кружиться в странном танце игрушечного боя человека и машины.
— Двадцать!
Голова ГРОТа уже была полностью покрыта вмятинами и выбоинами, настолько глубокими, что одна из них уже перекрыла глаз. ГРОТ был вынужден постоянно держать голову чуть повернутой, чтобы не выпускать меня из поля зрения целого глаза, но и это ему давалось нелегко. Кажется, в голове что-то заклинило, и она больше не могла поворачиваться полными оборотами.
А я только этого и добивался.
— Двадцать восемь!
— Я есть ГРОТ! — внезапно заявил ГРОТ и снова ринулся на меня с кулаками. Его руки так и мелькали в воздухе, как взбесившийся вентилятор, и я мог только отступать назад, чтобы эта мясорубка не перемолола меня в фарш. ГРОТ наступал, оставляя за собой глубокие следы в траве, и это навело меня на мысль. Когда голем наступил снова, я резко, без замаха, метнул кусу. Крутнувшись в воздухе, она попала точно в коленный сустав голема, который даже на вид был хрупким, застряла в нем. ГРОТ остановился, его руки перестали молотить воздух, и он совсем по-человечески нагнулся, глядя на свою поврежденную ногу.
И тогда
— Двадцать девять! — посчитали студенты мой бросок за удар тоже.
А я уже подбежал к голему, выдернул кусу из его колена, и, пользуясь тем, что он все еще согнут в поясе, всадил клинок ему точно в щель между головой и погоном, на котором она держалась!
С тихим звоном клинок кусы переломился пополам…
— Я есть ГРОТ! — заявил голем и разогнулся, отшвыривая меня прочь. Рукоять оружия
ГРОТ стоял на своем месте и не двигался. Побитый, но не сломленный.
— Что ж, тэр Оникс… — произнесла Литова, подходя ближе. — Бой был несомненно очень зрелищный, но ваши тридцать ударов закончились. Увы, вы проиграли. Бой окончен.
— Разве? — усмехнулся я и поднялся с травы, не сводя взгляда с ГРОТа. — Кажется, я не слышал гонга!
И, подняв руку и пристально глядя на голема, я показал указательным пальцем себе на шею.
Точно в том месте, где у него остался торчать кусок обломанного клинка, застрявший между погоном и головой.
ГРОТ, совершенно как человек, рефлекторно повернул голову, чтобы посмотреть, на что я показываю…
И с протяжным скрежетом обломок клинка свернул ее с погона к чертовой матери!
Глава 24
Избитая полукруглая голова ГРОТа слетела с «плеч», если их можно так назвать, и повисла на мотке проводов, тянущихся из корпуса. Парочка из них оборвалась и заискрила с неистовым треском. Механический голем тут же замер на месте, будто его пробило столбняком (или, что вернее, словно из него вытащили источник энергии), и свет в глазных прорезях погас.
ГРОТ был побежден. Официально.
Повисло напряженное молчание. Никто не мог проронить ни слова. Никто не мог поверить, что это наконец-то произошло.
— Ну так что? — я повернулся к Литовой, выводя ее из ступора. — Я проиграл или все же нет?
— Правила строги и неукоснительны! — Литова недовольно поджала губы. — Вы потратили свои тридцать ударов!
— Верно. — согласился я. — Ровно тридцать, и ни ударом больше. И после того, как я нанес эти тридцать ударов, ГРОТ был повержен. Разве все дело обстоит не так?
— Но вы же!.. Вы же!..
Литова несколько секунд смотрела на меня уничтожающим взглядом, но потом вздохнула и вынужденно признала:
— Ладно, вы правы. Вы действительно не нарушили никаких правил… Хотя я не могу сказать, что я согласна с результатом, просто мне нечего на него возразить!
— Этого вполне достаточно. — улыбнулся я. — Я слыхал, за победу какие-то баллы полагаются?
— И все-то вы знаете, тэр Оникс! — снова подозрительно сощурилась Литова. — И обо всем-то вы в курсе! Внимание, студенты! Впервые за всю историю Урмадана ГРОТ был побежден! Все произошло на ваших глазах, вы сами видели, что правила не были нарушены! Поэтому аплодисменты победителю ГРОТа!
И, подавая пример, Литова первой захлопала в ладоши, хотя ни лице у нее при этом все так же застыло недовольное выражение. Ада, Дима и Паша, повторяя за ней, тоже принялись аплодировать, и их одинокие хлопки в полной тишине звучали очень натянуто и неестественно.
Но потом внезапно к ним присоединился еще кто-то. Я по звуку нашел глазами этого человека, и оказалось, что это… Оля Белова! Воткнув рапиру в землю, она с каменным лицом хлопала в ладоши, глядя при этом куда-то мимо меня.