Артемидора
Шрифт:
– И мне ничего. Хотя сам свободным считаюсь, а после одной оказии лучше железный шлем, чем златой венец.
– О чём ты: о свадьбе или... Постой-погоди.
Зигрид приподнялась со своего места, выпрямилась.
– Одёжки и мотор сильно прикольные - ладно. Имя тоже ничего - в год после королевского рождения Кьяртаны шли через одного. Но живой клинок - побратим только одного человека на свете. Самого главного. Ты, милый, не аристократ, а гораздо хуже. Молодой король в сокрытии.
Это прозвучало как приговор.
– Ну, поймала
– Только к нормальному человеку пристроюсь, только в доверие войду - хлоп, и всё прахом.
– Маскируйся лучше. Весь Вертдом звенит о ваших похождениях, одна я такая дурища - не распознала. Хорош собой до одури и голос больно певучий. Да вам и полагается.
– Только не начинай меня "выкать", будто меня много.
– Я не выкаю, только обобщаю. Твой Бьярни ведь тоже красавчик голубых кровей, когда обернётся человеком.
– Спасибо. Я могу тоже тебе польстить? Умна, храбра и личиком удалась.
Зигрид подняла бровь:
– Благодарствую за лесть. Тебе очень надо, чтобы тебя не выдали?
– Очень, - кивнул Кьяртан. - Точнее, не "выдали замуж", а не женили. То есть не хочу, чтобы меня женили на какой-нибудь родовитой избраннице, а потом притворились, что всегда так было. Король силён связями и потомством, сама знаешь. Матушка с подругами уже вовсю грозятся, что иначе сместят. Постригут, а в лучшем случае косу отрежут. На эшафоте, кстати, как покойному батюшке.
– Не всякая угроза страшна, - успокоила его девушка. - Мне вон тоже много чего приятного успели наобещать.
– Как говорят, всем живется плохо. Кому супчик жидок, а кому жемчуг мелковат.
– Это не про тебя сказано, не беспокойся. И не про меня. Кларинды сами кушают жиденькое и постное, но для работников физического труда жратву делают - ложка колом стоит. И повариха у них отменная: из голимой перловки может пять разных блюд сотворить.
– Так что ты своей судьбой довольна, - наполовину утвердительно спросил Кьяртан.
– Пожалуй. Как говорят, в монастыре всё есть, что имеется в миру, кроме потной грелки под боком и пискунов в колыбели. Счастьице ещё то, на мой взгляд. А ведь меня едва ли не силком имеют право с породистым самцом свести. Мягко так намекнуть на неизбежность послушания.
Тут Зигги слегка присочинила: не так уж она была бесправна, как хотела казаться. Но король слегка насторожился:
– Тогда... Как ты отнесешься к одному предложению?
– Какому это?
– Сначала вот что скажи. Аббатиса ваша ведь почтенная Бельгарда?
– Ну конечно. Дочь младшей жены твоего деда.
– Фигура из того же ведьминского набора, что и её матушка с моей матушкой и нянюшкой. Правильно?
– Угу. Мимо правил - ни-ни. Как вспомню - всякий раз шкура свербит, - девушка напоказ поёжилась.
– Ну вот. Давай заключим с тобой наступательно-оборонительный союз. В пользу нашего обоюдного безбрачия. Я еду сейчас к матушке и докладываю, что в странствиях своих
– А невеста - это я.
– Вот именно. И уж тётушка Бельгарда им про тебя как есть распишет: и непокорна, и на язык остра, и в грязь по самые уши зарылась.
– К тому же простолюдинка в кабальном ярме. А они этого факт не потерпят.
– . Положим, я за тебя выкуп аббатисе предложу.
– Не выкуп, а отступное, верно? А у тебя личные финансы имеются?
– Вот и мать Бельгарда то же спросит. Формально нет. До полного совершеннолетия. Двадцать один год как штык - тогда пожалуйста. Так что три года ждать: тебе и мне.
– А какой мне-то навар?
– За это время что-нибудь да случится.
– Типа умрёт либо ишак, либо падишах, но, может быть, ишак всё-таки выучится говорить.
– Так я деньги куда раньше отыщу, - король заговорщицки понизил голос. - Есть неподалёку заначка, только чуть округлить. А получишь волю - заодно меня освободишь. Буду скорбеть в шёлковый платочек о погибшей любви.
Оба они забыли о свидетеле: а им был Бьярни, который в металлической форме вовсе не спал, вассальной клятвы кровному дружку не приносил, а слух имел преострый.
Правящий триумфеминат вник в обстоятельства быстро. Кьяртану было сказано, что властитель должен держать слово, даже если оно повернулось обратной стороной. Поэтому капитал, добытый у морян и остального народа путём королевско-машинного кровосмесительства, достанется клариндам, но послужит не средством для побега, а приданым невесты, не такой уже благородной и отнюдь не благонравной, однако... "Бачили очi, що купували, тепер iжте, хоч повилазьте, - гласит распространённая франзонская пословица. Или не пословица.
Аббатиса вызвала к себе Зигрид и сказала самым решительным тоном:
– Заговор обнаружен и раскрыт. Короля вконец раскололи, и теперь он с радостью пожертвует ради твоего освобождения и вящего процветания нашего монастыря всё то, что он тебе и сулил. Так что ты свободна... выйти за него замуж и стать нашей повелительницей.
Зигрид не удержалась: ойкнула.
– Что-то не так?
Девушка почти в отчаянии затрясла головой.
– Понимаю, - согласилась Бельгарда.
– Три грани женской неволи: замужество, монашество и бесконтрольная свобода.
– Не надо было мне никакой свободы, - произнесла Зигги так твёрдо, как только могла. - Я ведь... на самом деле я хотела остаться у вас навсегда. Но так, чтобы самой это выбрать.
Аббатиса помолчала. Наконец, решительно произнесла:
– Вот что. Выбор твой ещё впереди. В инокини не одних девственниц берут. А тебе не грех и попробовать, что такое мужчина, если уж Всевышний сам к этому толкает. Что такое женщина, я тебе, увы, не могу ни показать, ни даже намекнуть. А это значит, что настанет день, когда ты будешь биться о стены своей любимой клетки.