Артемидора
Шрифт:
– Ну и сволочь - над родной мачехой зубоскалить. Ничего-ничего, уже явился тот, кто тебя честь-честью подштопает. Вместе с твоей роковой страстью.
Пришли с носилками, унесли обоих.
– Ма Эстре, - спросил король.
– Не понял: Барбе, он что - мой брат?
– Сущие пустяки. Сводный, - пожала она плечами. - Родство - хоть женись, хоть кумись. Общих генов ни капли.
– А почему я не слыхал, что ты замуж вышла?
– Видишь ли, королеве-матери не к лицу морганатические браки. Фасон держать полагается, - ответила королева, и глаза у неё сделались совсем молодые.
Подобрала
– И вот мы с мужем остались вдвоём, - продолжила Зигрид. - Тогда я, с великого горя и досады, попросила положить меня под старшего или младшего Торригалей. Ну, под острый клинок, не подумайте чего лишнего, мать Бельгарда. Хотя мне в ту пору более всего хотелось в петлю залезть. Заводила себе одну живую игрушку за другой, а последняя взбунтовалась и начала крушить всё вокруг. По моей вине, понимаете.
– Не надо меня выкать, - Бельгарда уселась рядом на каменный пол, приобняла Зигрид за плечи.
– Обе мы по сути сёстры, а кто старше, кто младше - не так важно.
– И - ох. Какая это всё пошлость - брак, его составляющие и его последствия. Непреходящая, непроходимая, непролазная. Болото счастья.
– Судя по богатству лексики, тебя за эти годы как следует окультурили. А дети - они числятся в последствиях?
– Фрейр-Юлиан, и Фрейя, и остальные пары? Нет, я думаю. Они сами по себе. Вне причин и следствий.
– Верно. Ибо любовь, если она есть, самодостаточна и приспосабливать её к тому, чтобы получить приплод, - гнусное святотатство, - как бы про себя заметила аббатиса.
– Именно. А тогда я вмиг поняла и это и многое сверх того, - слух у Зигги как был, так и остался превосходный.
– Кьяр тоже, оттого и сказал:
– Ты виновата, не спорю. Но и я виноват не меньше, потому что оставил тебя на съедение твоим демонам. Испохабил тебе жизнь всеми этими детишками: роды, кормление, болезни, капризы и причуды, в которых ты погрязла, как в трясине... Так вот. Никакой мести с моей стороны. Я просто отпущу тебя, чтобы тебе идти по своему пути, который был мною нарушен, а мне - по моему собственному.
– Пострижёшь? - спросила я.
Потому что это самый удобный способ развестись.
– Это не в моей воле, - ответил он мне. - Но надеюсь, тётушка Бельгарда тебя в конце концов примет. По её словам, управлять государством ненамного сложнее, чем образцовой конефермой.
И внезапно добавил:
– Что бы то ни было, а я ведь другую королеву себе не захочу. Одна вина на двоих, одна и кара. Тоже пойду в монахи. Пройду выучку - и вперёд.
– Вот, - Зигрид решительно поднялась с колен и потянула за собой аббатису.
– Пожевало и выплюнуло. Мамаша я была примерная, муж нередко шутил, что оторвать меня от сосок и пелёнок, чтобы приспособить к основному занятию почти невозможно. Раз в году сходились, зачинали и разбегались в разные стороны.
– Ты не ревнуешь? - спросила её Бельгарда.
– Давай уж выворачивай нутро сразу, пока атмосфера исповедальная. Сейчас все монахини с послушницами проснутся и понабегут, радостные такие.
– Любви нет - откуда ревность появится?
– улыбнулась Зигги.
– Это всё чисто рутенская жадность - удерживать, что тебе не
– А знаешь, этот хитрый езуит - сама по себе потенциальный родитель. Хоть и нашим собакам его не нюхай. Кстати, я слышала по чисто духовным линиям связи про вполне реальную дочурку, зачатую ненатуральным путём. С женщиной родом из Рутена.
– Интересное дело.
– Чтобы не сказать более. Ибо мы часто засеваем не то поле и требуем от него урожая. Или пожинаем злак не с того равнины, которую вспахали и засеяли. В Вертдоме процветают неправильные браки и неправильные дети, от которых Рутен бы просто отвернулся. Наша земля, собственно, щадит всех тех, кого хочет получить.
И они удалились рука об руку...
В недалёком времени высокая и властная мать аббатиса с помощью своей верной подруги сотворили из бывшей королевы и нынешней учёной монахини то, что намеревались. И лучшей аббатисы для кларинд, чем бывшая Зигрид, а нынешняя Зенобия, было не придумать.
Убедившись в этом, Бельгарда тоже совершила то, что намеревалась: приняла предложение нового короля, Кьяртанова первенца по имени Фрейр-Юлиан, и стала его главным советником и духовником. Сама же, как и прежде, составляла единое целое со своей верной подругой Артемис и оттого намеревалась увезти ту с собой в прекрасный град Ромалин.
Накануне отъезда вызвала она подругу к себе, стала на колени, как тогда Зигрид - перед ней самой, и произнесла:
– Сердце сердца моего! Достигла я того, что с самого рождения предназначалось мне в удел. Но не смогу принять ни высокого поста, ни тяжкой ответственности, если не выскажусь начистоту. Все эти годы я манипулировала тобой, не говоря ни слова лжи. На исповедях говорила правду, но не всю правду. Я ведь с самой первой встречи тебя люблю: как Марион своего величавого старца, как Барбе Кьяртана, но только не как Зигрид - мужа и любовников. И держать это в себе мне стало невозможно.
Тогда подняла её мать Артемис, прижала к груди и промолвила:
– Не ты ли учила меня, что соитие - не грех, а благо. Грех - то, от чего появляются злые дети, которые одним своим существованием делают высокую страсть низким подобием случки. Я догадывалась обо всём, но ценила твою скрытность не меньше, чем теперешнюю откровенность: в них обеих заключена настоящая ты. Одного мне жаль - что не раскрылась ты передо мной раньше.
– Седые волосы - не значит поседевшее сердце. Дряхлая плоть омывается и возрождается в восторгах юной души, - ответила Бельгарда.
С тех пор поднимались они к вершинам жизни рука об руку и вровень, но Артемис настояла, чтобы орден, который начал искать подходы к селекции рода человеческого, звался бельгардинским ещё при жизни основательницы. Точнее - чтобы королевская советница не препятствовала народной молве из неуместной скромности.
И учила теперь послушниц мать Артемис:
– Отделившись от природы, мы достигаем простых целей сложными средствами, истязаем, надрываем общую нашу мать и ставим на грань гибели. Но и она защищается и мстит - мы же тому не внемлем.