Артемка у гимназистов
Шрифт:
Артемка посмотрел в окно, откуда светило солнце, попрощался с волей и одним вздохом сказал:
– Я написал.
– Ты?
– Пристав подскочил, как резиновый мяч, и Артемка под носом у себя увидел здоровенный кулак с золотым кольцом на пальце.
– Ты?
– Я, - повторил Артемка и подумал: "Ударит - укушу".
Вероятно, эта же мысль отразилась и в его глазах:
пристав быстро отдернул кулак, сел, отдышался и уже совсем другим тоном сказал:
– Дурак! Научили тебя гимназисты, ты и повторяешь
Потупясь, Артемка молчал.
Горбунов шумно вздохнул и отрекомендовал:
– Он, господин пристав, вредный мальчишка, его добром не уломаешь.
– А вот мы его подержим на одной селедке да без воды, он и заговорит. Уведите его!
Артемка подумал: "Стану я есть твою селедку! Дурака нашел".
В камере, как только закрыли дверь, "путешественник" спросил:
– Били?
– Селедкой морить будут, - сказал Артемка и попросил: - Ну, рассказывай.
– Это про что?
– Да про Москву же. Какая она? Верно, народищу там!
"Путешественник" оказался словоохотливым, и Артемка до сумерек слушал его рассказы о далекой огромной Москве, где все как в сказке. Но вот черного великана Пепса "путешественник" там не встречал, и где помещается школа, в которой "учат на актеров", тоже не знал.
К селедке Артемка так и не притронулся. Чтобы не соблазниться, он предложил ее Акиму Акимовичу (так звали "путешественника"), а сам только глотал слюну да хмурился.
Когда стемнело, в решетке окна зашуршала бумага и что-то похожее на мячи стало падать на пол. Артемка и Аким Акимович вскочили и зашарили руками.
– Лимон!
– крикнул Артемка, нащупав что-то круглое, в мягкой кожуре.
– Апельсины, - поправил Аким Акимович, нюхая поднятые два плода.
Не успели они обшарить весь пол, как сверху опять что-то упало.
– Колбаса!
– с радостью вскрикнул Артемка.
– А от Леночки - шоколад, - сказали сверху шепотом, и новый предмет увесисто стукнул Артемку по голове.
– А ну, геть от окна!
– крикнул кто-то. Послышался топот, и все стихло. От апельсинов Аким Акимович самоотверженно отказался, но остальное ел с удовольствием.
– Вам, политическим, живется легче! У вас солидарность, - завидовал он, жуя колбасу.
– Угу, - мычал Артемка с набитым ртом, - у нас это самое... Будь покоен...
Ночью в камеру натаскали пьяных. Они буйствовали, свирепо ругались, стучали кулаками в дверь, но потом валились на пол и засыпали. Утром их выпустили. Артемка с Акимом Акимовичем опять остались одни.
– Ну, рассказывай дальше, - потребовал Артемка. Аким Акимович принялся было описывать "царь-пушку", но тут открылась дверь, и городовой внес огромную ржавую селедку.
– На, - положил он ее перед Артемкой на скамью, - ешь!
– Сам ешь!
– озлился Артемка.
– Ешь, говорю, а то силком в рот засуну! Артемка проворно залез под нары. Сопя, городовой потянул его за ноги. Артемка вырвался и вскочил на нары. Когда наконец запыхавшийся усач притащил его к скамье, там лежали только голова и хвост.
– Де вона?
– вытаращил глаза городовой.
– Селедка?
– спросил Аким Акимович, невинно посвечивая синевой глаз.
– Я ее скушал.
Городовой хотел было раскричаться, но только плюнул.
Утром следующего дня Артемку под конвоем повели через весь город в полицейское управление.
КТО НАПИСАЛ "РАЗБОЙНИКОВ"?
В большой комнате, за столом под царским портретом, Артемка увидел седую, веником бороду и сразу узнал в обладателе ее того самого полицейского офицера, который так кричал в цирке на бедного Пепса.
"Ну, теперь пропал окончательно!" - подумал Артемка и даже глаза закрыл.
Полицмейстер поднял голову и долго не моргая смотрел на Артемку. Потом отхлебнул из стакана крепкого до черноты чая, вытер усы и спросил:
– Ты сапожник?
– Сапожник, - подтвердил Артемка.
– А может, ты писатель?
– Писатель, - вздохнул Артемка.
– Так, - сказал полицмейстер.
– Значит, ты и романы писать умеешь?
– Нет, романы не умею.
– Только пьесы?
– Да.
– Он драматург-с, хи-хи-хи-с!
– почтительно засмеялся прилизанный мужчина, тоже в полицейской форме, но без шпаги.
– Ну, вот что, Загоруйко, - так, кажется, твоя фамилия?
– дам я тебе бумагу и карандаш, а ты садись и пиши пьесу. Напишешь - выпущу, не напишешь пеняй на себя. Согласен?
– Согласен, - сказал Артемка, а сам подумал: "Поведут обратно - дёру дам".
– Петр Петрович, дайте ему бумаги, а денька через два пусть опять приведут его ко мне.
Оставляя на паркете следы босых ног, Артемка пошел вслед за "прилизанным" в канцелярию. Там ему дали двадцать четыре листа линованной бумаги и огрызок карандаша. Затем "прилизанный", или, как его почтительно называли плюгавые, в потертых штанах писари, "господин секретарь", щелкнул Артемку по носу и приказал конвоиру:
– Веди обратно!
Конвоир взял Артемку за ворот да так этот ворот до самого участка и не выпустил.
– Били?
– опять осведомился Аким Акимович.
Артемка положил бумагу на лежанку и утер с лица пот:
– Нет еще. Обещали через два дня.
Потом лег и принялся думать.
Аким Акимович успел описать всю Москву, как она выглядит с колокольни Ивана Великого, а Артемка все смотрел в потолок и думал.
Наконец он сказал:
– Нет, с непривычки трудно.
– Что трудно?
– спросил Аким Акимович.