Артиллеристы
Шрифт:
Особисты у Вас были?
В дивизионе не было. В дивизии был особист, но я с ним ничего общего не имел. Я знал, кто он такой, но чем он занимается, меня не интересовало. Он занимался тылом.
У Вас было такое понятие, «тыловая крыса»? О тыловиках на фронте как отзывались?
Нет! Без тыла не может быть победы, каждому своё…
Суеверия, предчувствия были?
Нет. Какие там предчувствия?! Каждый час тебя может убить, об этом не думаешь.
Чего боялись?
Попасть в плен. И
Трофеи брали?
Никогда. Возможности были, – пожалуйста. Особенно за границей, когда занимаем какой-то город. Мы освобождали Румынию, Карпаты, в конце войны освободили Прагу. Но я никогда ничего не брал.
Почему?
Зачем? Это называется мародерство.
Посылки домой послать?
Нет, некогда было этим заниматься. Зачем ты будешь что-то брать, если идешь в бой? Куда девать? Я даже и не думал никогда об этом!
После Победы нашу дивизию расформировали, а наш полк передали в 3-ю танковую армию под командованием Рыбалко: после войны мы стояли в 20 километрах от Вены, над рекой Дунай. Я был участником Парада Победы в 1945 году в Москве, – в составе сводного полка 2-го Украинского фронта под командованием Малиновского. Командир дивизии очень меня любил, у нас были очень хорошие отношения. На Параде Победы из дивизии было всего 6 человек, во главе с командиром дивизии, – но он меня всегда брал с собой. А после Парада Победы я был на приеме у Сталина.
Демобилизовался я в 1946 году. Меня силой послали в высшую артиллерийскую школу, хотя я хотел демобилизоваться. Командир этой школы генерал-полковник артиллерии Бесчастный, когда я подал рапорт, сказал: «Героев не имеют права демобилизовать. Напиши рапорт на имя главного маршала артиллерии Воронова». Я написал, что я не кадровый офицер: когда нужно было, я все сделал для Родины, а сейчас хочу вернуться к довоенной работе. Он удовлетворил мою просьбу и в 1946 году я вернулся на Донецкую железную дорогу. Тут меня послали в Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта, на укороченную программу (там учились специалисты, которые окончили техникум по этой специальности). За два года, к 1949 году, я окончил институт с красным дипломом и вернулся в Донбасс. Следующие 22 года я был начальником станции автоматики и телемеханики, и там заслужил орден Трудового Красного Знамени. Когда нам приехали вручать Переходящее знамя Совета Министров, приехал первый замминистра путей сообщения. Он увидел, какое у нас положение на дистанции, – она была показательной на всей сети железной дороги. И тогда он сказал: «Тебе тут делать нечего, поедешь в Москву». Меня перевели в Москву, и здесь я занимался электротехническими заводами по производству железнодорожной автоматики.
А мои награды за войну – это Золотая Звезда, Орден Ленина, орден Красного Знамени, орден Александра Невского, орден Красной Звезды и два ордена Отечественной войны I степени.
После войны снилась война?
И сейчас еще снится…
Интервью и лит. обработка: А. Драбкин
Собакин Александр Федорович
Родился в августе 1919 года в городе Карачев Брянской области.
Мой отец был солдатом Первой мировой войны, несколько лет провел в германском плену и вернулся домой весь израненный и больной, работал сторожем. Мать была прачкой. В семье кроме меня еще было три сестры.
Детство голодное, иногда приходилось побираться и воровать, учился я «с пятого на десятое», мне просто не в чем было ходить в школу.
Три года я ходил в чужой дырявой старой «взрослой» фуфайке, в которой просто «тонул». Закончил школу-семилетку и пошел работать слесарем, на военную базу № 28, там заряжали артиллерийские снаряды и так далее. Проработал четыре года.
В октябре 1939 года меня призвали в РККА.
Служить я хотел и призыву был рад. Призывникам устроили проводы в клубе, все как положено – оркестр, напутствия, а потом нас строем через весь город повели на вокзал. Доехали до Брянска, здесь нас погрузили в теплушки, и эшелон с новобранцами пошел на запад. Привезли в Днепропетровск.
Большая группа карачевских призывников попала служить в 165-й артиллерийский гаубичный полк.
Полк был вооружен 152-мм пушками-гаубицами и 107-мм орудиями, и на тот момент был на конной тяге. Каждый дивизион имел свою казарму – койки в два яруса. Меня распределили во взвод управления и стали готовить на артиллерийского разведчика. В конце декабря пошел слух, что полк отправляется на финскую войну, мы стали усиленно готовиться к боевым действиям, но этого не произошло. Весной 1940 года полк вывели в летние учебные палаточные лагеря, на полигон, находившийся в 70 километрах от города.
На батарее была всего одна машина, и «управленцам» приходилось, от лагеря каждый день проходить в оба конца по 40–50 километров, рыть для себя НП, траншеи и тому подобное. В летних лагерях мы простояли больше месяца и тут последовал приказ – всем вернуться на зимние квартиры.
Взвод управления прошел за полтора суток пешим маршем 80 км и вернулся в казармы. Полк погрузили в эшелоны, привезли в Одессу, а оттуда своим ходом мы двинулись в Бессарабию, к румынской границе.
В районе Тирасполя в течение недели мы проводили тренировочные боевые стрельбы, а позже нас выдвинули на огневые позиции, и через два дня мы переправились через водный рубеж и приняли участие в «освободительном походе в Бессарабию».
Румыны оказывали организованное сопротивление?
Фактически нет. Это же не вояки. Румынская армия зачастую выглядела как переодетая в военную форму труппа театра оперетты, «кордебалет».
Даже в 1941 году под Одессой и Севастополем наличие румынских частей перед нашими позициями не вызывало у нас большого страха.
На них двигалась мощная армада частей Красной Армии, а среди румын не было своих «камикадзе» или «Александров Матросовых».
Я помню, как перед нами стояла огромная толпа пленных румын, а наш политрук залез на машину и обратился к румынам с призывом – «Кто желает остаться в СССР пусть перейдет направо, остальные идите по своим дома, у нас к вам нет никаких претензий». И кстати, многие предпочли остаться у нас…
Нас перебросили в Измаил, но в начале зимы здесь произошло сильное землетрясение, нашу казарму развалило, всех перевели жить в палатки, и примерно через месяц, полк проделал переход в 60 километров и расположился в большом селе, в бывшей немецкой колонии Гнаденталь. Орудия и техника были размещены в самом селе, а личный состав полка находился в палатках, в низине возле колонии. Началась усиленная подготовка к войне. Нас очень хорошо обучили.
Кто из бойцов вашей батареи Вам наиболее запомнился?