Артиллеристы
Шрифт:
Мучили Вас после войны фронтовые воспоминания, сны?
Сказать, что мучили, не мучили. Так, вспоминаешь – вспоминается.
Спустя 60 лет как можете определить отношение к той войне?
Справедливая война. Трудно представить себе, что бы случилось, если бы фашизм победил. Другого выбора не было. Народ всякий и сейчас есть: стремятся как-то охаять, где-то подковырнуть – я считаю, это непорядочно.
Расшифровка записи: Александр Бровцин
Подготовка к публикации: Александр Бровцин
Березовский Ефим Матвеевич
Я
Предвоенная подготовка у Вас была хорошей?
Конечно. Готовили нас хорошо, и полковую школу я окончил с отличием.
Какие взаимоотношения были в армии в тот период, до войны?
Хорошие. Никакой дедовщины не было. Тогда были политруки, – и они людей воспитывали. Это был как раз тот период, когда командный состав репрессировали без оглядки. В нашей дивизии, хотя она и престижная, сняли командира дивизии. Через полгода сняли следующего, – и тоже как «врага народа». Я же был секретарем комсомольской организации, и как секретарь тоже выступал: «У нас враги народа!» Откуда я мог что знать, – мы же рядовые люди. Весь кадровый командный состав, который еще в Гражданской войне участвовал, был фактически уничтожен. Это большая вина Сталина, и это отразилось на начале войны… Победу завоевали те, кто стал командным составом уже в процессе войны.
На батальонном, полковом уровне репрессии были?
Нет, командиров батальонов не репрессировали. Только уже начиная с полка, дивизии. Во всяком случае, так было там, где я служил.
Какие взаимоотношения были у офицеров с солдатами в то время?
Хорошие.
Было, как рассказывают, равноправие: чтобы солдат мог в офицерский клуб пойти?
Нет, дисциплина была хорошая. Не было ни одного случая, чтобы какой-то боец стрелял в своих. И отношения были хорошие. Я, например, был в полковой школе секретарем комсомольской организации батареи. Мы помогали восстанавливать театр – это был Артемовск под Донбассом. В выходные дни командир с женой и я ходили в театр. Такие у нас были товарищеские отношения, – но и дисциплина была хорошей.
После армии я окончил курсы электромехаников и работал сначала монтером, потом механиком, а потом старшим электромехаником. В 1941 году я работал на железнодорожном транспорте: на Донецкой дороге в Донбассе. Одновременно я заочно учился в железнодорожном техникуме имени Андреева, – это здесь, в Москве. 21 июня я был в Москве, сдавал экзамен за последний курс, и вдруг объявляют – война. Так что начало войны меня застало в Москве. После сдачи экзаменов я немедленно вернулся на свое место работы и хотя как специалист был освобожден от мобилизации, подал заявление добровольно идти на фронт. Мне сказали: «Не имеем права, у вас есть бронь». Я обратился в Горком партии, и там сказали: «Пожалуйста, иди». В августе 1941 года я ушел на фронт.
Когда Вы уходили на фронт, семья была?
Нет, я еще не был женат. Были девчата… Я жил с одной женщиной, но не был расписан.
Вы были уже взрослым человеком, когда началась война. Как Вы восприняли начало войны?
Настроение было такое, что надо победить. Были отдельные бойцы, которые хотели перейти к немцам, два человека в дивизии. Их потом расстреляли, перед боем. Но большинство людей были преданы Родине. И не только в начале войны, но и в процессе войны мы были все дружные. У нас было много людей разных национальностей, – и никто не считался, какой ты национальности: лишь бы хорошо воевал.
Я попал в 240-ю дивизию 3-й армии Брянского фронта и начал воевать в Подмосковье. В обороне Москвы я участия не принимал, – но участвовал в наступлении от Москвы. Тогда я был командиром отделения разведки в 692-м артиллерийском полку. В дивизионе было две батареи 76-мм пушек, и одна гаубичная 122-мм: для пушечной батареи была конная тяга, а гаубицы на «ЗиСах». Моя батарея была придана стрелковой пехотной дивизии. Здесь я и получил первую награду – медаль «За Отвагу».
За что Вам ее дали?
Я был в разведвзводе, разведывал огневые точки противника. И вот я на передовой обнаружил огневые точки, и сам участвовал в их подавлении. За это я и получил первую награду. Медаль «За Отвагу» – это престижная награда!
Я должен сказать, что когда мы наступали под Москвой, – там не поймешь, где что делается. Однажды в процессе зимнего наступления мы захватили немецкую штабную машину, вроде нашего «рафика». Мы сели на неё и приехали в деревню. Там где-то была расположена пехота, и мы поехали её искать. Заехали за крайний дом, встретили пехоту, говорим: «Что тут такое?» – «Тут недавно немцы были. Только-только были, отступают». В центре деревни церковь, мы поехали дальше к ней, – и нас встречают немецкие разведчики: человек 20 в белых халатах. Видят штабную машину, – отдают честь. Шофер у меня был украинец, он кричит: «Немцы!» – «Молчи, езжай дальше вперед». Мы поехали вперед. Что делать? Немцы сзади, немцы спереди. Я говорю: «Поедем целиной». Мы поехали целиной, а там наши наступают, – и они открыли по нам огонь. Что дальше делать? Надо возвращаться. Со мной был командир отделения, два автоматчика, и я говорю: «Если нас встретят немцы, открываем огонь». Мы возвращаемся назад, а немцы уже всё поняли и приготовились нас останавливать. И вот мы с ходу открыли огонь, часть из них ранили (не знаю сколько), – но и одного нашего разведчика ранило тоже. Мы прорвались, поехали дальше, – а там уже наши разведчики нас в канавах встречают. Мы крикнули: «Не стреляйте, свои!», – и поехали дальше. Вот такой эпизод был.
В феврале 1942 года за отличие в бою мне было присвоено звание «младший лейтенант», и я был назначен командиром взвода артиллерийской разведки. От Москвы мы наступали до реки Зуша перед городом Мценск, и там остановились. Дальше я продолжал воевать, и участвовал в боях по окружению немцев под Сталинградом. Там меня уже назначили командиром огневого взвода артиллерийской батареи.
Какое тогда было моральное состояние?
Было тяжелое время. Мы были на войне, голодали: Зимой 1942 года дело дошло до того, что мы питались только сухарями, а соли не было совсем. Зато водки было достаточно. Почему? Дают на всех, а часть погибнет, – и их водка остается. Водкой нас регулярно снабжали, а соли не было. Ночью мы часть разведчиков посылали на нейтральную полосу. Немцы эвакуировали жителей оттуда, где они занимали оборону, – и те в подвалах оставляли продукты. Немцы поняли это и ловили нас. Только этими продуктами мы и питались, снабжение было ужасным, – но никто не хныкал. Ели конину, убитых лошадей. Этот период, зима 1942 года, был очень тяжелым. Надо прямо сказать, снабжение было отвратительное. Только потом, когда мы уже наступали от Сталинграда, только тогда стало хорошо.
Вши были?
Конечно, были, но я лично не ощущал никогда. Там периодически делали дезинфекцию.
Снарядов хватало?
Да. Транспорт работал исправно, боеприпасы были в достаточном количестве все время. В этом отношении тыл работал хорошо.
Чем запомнились бои в Сталинградской битве?
Под Сталинградом я воевал в составе 38-й армии Воронежского фронта, хотя это был тот же 692-й артиллерийский полк, с которым я всю войну прошел. Всё время был в этом полку! В обороне Сталинграда мы не участвовали, – мы участвовали уже в окружении. Там были тяжелые бои, потому что немцы бросили большие силы для того, чтобы освободить своих. Но у них ничего не получилось, – мы тоже бросили в бой наши резервы и отбивали все контратаки немцев.