Артур и Джордж
Шрифт:
Это интервью было воспроизведено «Дейли телеграф», и Джордж прислал туда опровержение. «Зыбкость оснований», на которых строилось дело против него, теперь стала совершенно явной. «Фактически он ни единого раза не бродил по ночам», и, если только не задерживался в Бирмингеме или на каком-либо развлекательном мероприятии в окрестностях, «я неизменно бывал дома уже около 9:30». И «менее кого-либо в округе я был бы способен покинуть дом ночью» и, видимо, «полиция приняла всерьез» слова, бывшие «шуткой». Далее, если бы он имел привычку выходить из дома поздно, этот факт был бы с самого начала известен «большому числу полицейских, патрулировавших там».
Духов День выдался не по сезону холодным. Сын Миллионера Погиб В Трагедии Мотогонок За Рулем Своего Автомобиля в 200 Л.С. В Мадрид На Королевское Крещение Прибыли Иностранные Владетельные Особы. Виноделы Устроили Беспорядки в Безье, Где Крестьяне Разграбили И Сожгли Ратушу. Но ничего — как уже много лет, — ничего о мисс Хикмен, даме-хирурге.
Сэр Артур предложил субсидировать любой иск о клевете, какой Джордж пожелает предъявить капитану Энсону, министру внутренних дел или членам гладстоновской комиссии — либо раздельно, либо всем совокупно. Джордж, хотя и возобновил выражения благодарности, вежливо отказался. То оправдание, которое он только что получил, было получено благодаря упорству сэра Артура, его самоотверженным действиям, логике и любви поднимать шум. Но шум, считал Джордж, не лучшее средство против всего и вся. «Дейли телеграф» теперь призывала к публичному рассмотрению каждого аспекта дела, и с точки зрения Джорджа этого им теперь и следовало добиваться. Газета также обратилась с призывом оказать ему финансовую поддержку.
Артур тем временем продолжал свою кампанию. Никто не принял его вызов продемонстрировать «за полчаса», что Джордж Идалджи не мог писать эти письма, — даже Гладстон, который публично настаивал на обратном. А потому Артур продемонстрирует свои доказательства Гладстону, его комиссии, Энсону, Геррину и всем читателям «Дейли телеграф». Этому он посвятил три длинные статьи с обильными графическими иллюстрациями. Он продемонстрировал, что письма были написаны кем-то, принадлежащим «к совершенно другому классу», чем Идалджи, «непристойному грубияну, негодяю, не могущему похвастать ни грамматикой, ни порядочностью». Далее он объявлял, что лично оскорблен гладстоновской комиссией, поскольку в ее докладе «нет ни единого слова, указывающего на рассмотрение моих улик». В вопросе о зрении Идалджи комиссия процитировала мнение «неназванного тюремного врача», проигнорировав заключения пятнадцати специалистов, «в том числе первых окулистов страны», которые он представил. Члены комиссии просто добавили себя «к той длинной веренице полицейских, официальных лиц и политиков», которым следует принести «самые униженные извинения этому безвинно пострадавшему человеку». Но пока такое извинение не будет предложено и не осуществлена компенсация, «никакое взаимное обменивание лестными белилами не очистит их».
На протяжении мая и июня в Парламенте постоянно задавались вопросы. Сэр Гилбер Паркер спросил, есть ли прецеденты невыплаты компенсации безвинно осужденному, а затем полностью оправданному. Мистер Гладстон: «Аналогичный случай мне неизвестен». Мистер Эшли спросил, считает ли министр внутренних дел Джорджа Идалджи невиновным. Мистер Гладстон: «Я не думаю, что это вопрос, который уместно задавать мне. Речь идет о личном мнении». Мистер Пайк Пиз спросил, каким было поведение мистера Идалджи в тюрьме. Мистер Гладстон: «Его поведение в тюрьме было хорошим». Мистер Митчелл Томпсон попросил министра внутренних дел начать новое расследование, касающееся почерков. Мистер Гладстон ответил отказом. Капитан Крейг попросил, чтобы какие-либо заметки, сделанные во время процесса для использования в суде, были предъявлены Парламенту. Мистер Гладстон ответил отказом. Мистер Ф. Э. Смит спросил, не оказался ли вопрос о компенсации мистеру Идалджи под вопросом из-за сомнений, что автором писем был он. Мистер Гладстон: «Боюсь, я не могу ответить на этот вопрос». Мистер Эшли спросил, почему этот человек был освобожден, если его невиновность не была полностью доказана. Мистер Гладстон: «В сущности, этот вопрос меня не касается. Освобождение было следствием решения моего предшественника, с которым, однако, я согласен». Мистер Харвуд-Бэннер спросил о подробностях подобных располосований скота на фермах, которые продолжались, пока Джордж Идалджи находился в тюрьме. Мистер Гладстон ответил, что в окрестностях Грейт-Уайрли их произошло три: в сентябре 1903 года, в ноябре 1903 года и в марте 1904 года. Мистер Ф. Э. Смит спросил, сколько раз компенсации выплачивались за последние двадцать лет после того, как было доказано, что осуждение было неоправданным, и какие суммы выплачивались. Мистер Гладстон ответил, что за предыдущие двадцать лет таких случаев было двенадцать, и два потребовали значительных сумм. «В одном случае была выплачена сумма в пять тысяч фунтов, а в другом — сумма в одну тысячу фунтов была разделена между двумя лицами. В остальных десяти случаях компенсация колебалась между одним и сорока фунтами». Мистер Пайк Пиз спросил, во всех ли этих случаях оправдание было полным.
Мистер Гладстон: «Я не уверен». Капитан Фейбер попросил, чтобы все полицейские доклады и справки, адресованные министерству внутренних дел в связи с делом Идалджи, были опубликованы. Мистер Гладстон ответил отказом. И, наконец, 27 июня мистер Винсент Кеннеди спросил: «Обошлись ли с Идалджи так, потому что он не англичанин?» Словами «Хансарда»: «Ответ дан не был».
Артур продолжал получать анонимные письма и открытки с руганью, письма в дешевых желтых конвертах, заклеенные полями марочных листов. На них были штемпеля «Лондон НЗ», но сгибы на листах подсказывали ему, что сначала их везли в чем-то или, возможно, в чьих-то карманах — например, железнодорожного проводника, — в Лондон для почтового отправления. Он предложил награду в 20 фунтов тому, кто поможет проследить их до автора.
Артур потребовал дальнейших интервью с министром внутренних дел и его заместителем мистером Блэкуэллом. В «Дейли телеграф» он сообщил, что обошлись с ним «любезно», но также и с «леденящим отсутствием симпатии». Далее они «с очевидностью встали на сторону затронутых официальных лиц» и заставили его почувствовать «враждебность» окружающей атмосферы. Ни температура не поднялась, ни атмосфера не изменилась; официальные лица выразили сожаление, что впредь они будут слишком заняты государственными делами и более не смогут уделять часть своего времени сэру Артуру Конан Дойлю.
Объединенное юридическое общество проголосовало восстановить Джорджа Идалджи в своих списках.
«Дейли телеграф» выплатила собранные ею суммы, сложившиеся примерно в 300 фунтов.
А потом ни новых событий, ни споров, ни исков о клевете, ни правительственных действий, ни дальнейших вопросов в Парламенте, ни публичного расследования, ни извинения, ни компенсации, так что прессе не находилось, о чем сообщать.
Джин говорит Артуру:
— Есть еще одно, что мы можем сделать для твоего друга.
— Что именно, моя дорогая?
— Мы можем пригласить его на нашу свадьбу.
Артур заметно сбит с толку этим предложением.
— Но я думал, мы решили пригласить только наши семьи и самых близких друзей.
— На церемонию, Артур. Но потом ведь будет прием.
Неофициальный англичанин смотрит на свою неофициальную невесту.
— Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, ты не только самая обворожительная из женщин, а еще и удивительно мудрая и куда более способная видеть то, что правильно и необходимо, чем бедный пентюх, которого ты возьмешь в мужья?
— Я буду рядом с тобой, Артур, всегда рядом с тобой. А потому и смотреть в том же направлении. Каким это направление ни оказалось бы.
Джордж и Артур
Когда лето начало приближаться к концу, когда разговоры сосредоточились на крикете или индийском кризисе, когда Скотленд-Ярд перестал ежемесячно требовать подтверждения адреса Джорджа, когда министерство внутренних дел продолжало хранить молчание, когда даже неутомимый мистер Йелвертон не возник с новой стратагемой, когда Джорджа известили, что его ожидает контора по адресу Мекленбург-стрит, 2, до тех пор, пока он не подыщет собственного помещения, когда послания сэра Артура сократились до кратких записок ободрения или ярости, когда его отец вновь сосредоточился на своих обязанностях в приходе, когда его мать сочла, что может спокойно оставить своего старшего сына и единственную дочь под присмотром друг друга, когда капитан, высокородный Джордж Энсон, так и не объявил о возобновлении расследования возмутительных зверств в Грейт-Уайрли, хотя теперь официального виновника в их совершении не было, когда Джордж вновь научился читать газеты, не выискивая краем глаза свою фамилию, когда еще одно животное было располосовано в округе Уайрли, когда тем не менее интерес мало-помалу угас и даже автор анонимных писем устал от своих поношений, Джордж понял: заключительный официальный вердикт по его делу вынесен и вряд ли когда-либо будет изменен.
Невиновен и все же виновен, так было сказано гладстоновской комиссией, и так было сказано британским правительством устами министра внутренних дел. Невиновен и все же виновен. Невиновен и все же заблуждающийся и злокозненный. Невиновен и все же позволивший себе дурную шутку. Невиновен и все же сознательно пытавшийся мешать добросовестным расследованиям полиции. Невиновен и все же сам навлек на себя свои беды. Невиновен и все же не заслуживает компенсации. Невиновен и все же не заслуживает извинения. Невиновен и все же сполна заслужил три года тюремного заключения.