Артур и Джордж
Шрифт:
— Мод, сходи приведи своего отца.
Парсонс спросил легким наклоном головы, надо ли ему сопровождать девушку, но Кэмпбел взглядом показал, что не надо. Минуту спустя появился священник: невысокий, сильного сложения, светлокожий субъект без всяких странностей в отличие от своего сына. Совершенно седой, но красивый на индусский лад, подумал Кэмпбелл.
Инспектор повторил свою просьбу.
— Я должен спросить вас, что вы расследуете и есть ли у вас ордер на обыск.
— Пони с шахты был найден… — Кэмпбелл чуть
— И вы подозреваете, что виновник — мой сын Джордж?
Мать обняла дочь за плечи.
— Скажем, возможность исключить его из расследования очень помогла бы.
Опять эта избитая ложь, подумал Кэмпбелл, почти стыдясь, что вновь к ней прибегнул.
— Но ордера на обыск у вас нет?
— В данный момент он не при мне, сэр.
— Ну хорошо. Шарлотта, покажи ему одежду Джорджа.
— Благодарю вас. И, насколько я понял, вы не станете возражать, если мои констебли обыщут дом и все вокруг?
— Нет, если это поможет исключить моего сына из вашего расследования.
Пока все хорошо, подумал Кэмпбелл. В трущобах Бирмингема отец набросился бы на него с кочергой, мать причитала бы, а дочка старалась бы выцарапать ему глаза. Хотя в некоторых отношениях это было бы легче, как почти прямое признание вины.
Кэмпбелл велел своим подчиненным искать ножи или бритвы, сельскохозяйственные или садовые инструменты, которые могли быть использованы для нападения на пони, а сам с Парсонсом поднялся на второй этаж. Одежда юриста была разложена на постели, включая, как он попросил, рубашки и нижнее белье. Все выглядело чистым, а на ощупь было сухим.
— Это вся его одежда?
Мать ответила не сразу.
— Да, — сказала она затем, а через секунду добавила: — Кроме той, что на нем.
Само собой, подумал Парсонс. Не отправился же он в Бирмингем голым. Странное пояснение. Вслух он сказал небрежно:
— Мне надо осмотреть его нож.
— Нож? — Она недоуменно посмотрела на него. — Вам нужен нож, которым он пользуется за столом?
— Нет, его нож. У каждого молодого человека есть нож.
— Мой сын — солиситор, — сказал священник довольно резко. — Он ведет дела в конторе, а не строгает палки от ничегонеделания.
— Не знаю, сколько раз мне говорилось, что ваш сын — солиситор. Я прекрасно это знаю. Как и то, что у каждого молодого человека есть нож.
После некоторого перешептывания дочь вышла, а затем вернулась с коротким грушевидным предметом, который вручила инспектору с некоторым вызовом.
— Его ботанический совок, — сказала она.
Кэмпбелл с первого взгляда увидел, что это орудие никак не могло оставить порез, который он недавно осматривал. Тем не менее он изобразил значительный интерес, отошел с совком к окну и повернул его к свету.
— Вот что мы нашли, сэр. — Констебль протянул ему футляр с четырьмя бритвами. Одна из них выглядела влажной. У другой на обратной стороне были красные крапины.
— Это мои бритвы, — быстро сказал священник.
— Одна из них влажная.
— Конечно, я ведь брился ею менее часа назад.
— А ваш сын? Чем бреется он?
После паузы:
— Одной из этих.
— А! Так что, строго говоря, они не совсем ваши, сэр?
— Напротив. С самого начала это был мой набор бритв. Я пользуюсь ими лет двадцать, если не больше, и когда моему сыну пришло время бриться, я разрешил ему пользоваться одной из них.
— Что он и делает?
— Да.
— Вы не доверяете ему завести собственные бритвы?
— Ему не нужны собственные бритвы.
— Так почему же ему не разрешается иметь собственные бритвы? — небрежно полувопросительным тоном произнес Кэмпбелл. А не скажет ли он чего-нибудь? Нет, вряд ли. В этой семье было что-то странное, но ему не удавалось определить, что именно. Они не отказывались сотрудничать, и одновременно он чувствовал, что они что-то утаивают.
— Он вчера поздно выходил? Ваш сын?
— Да.
— И надолго?
— Не могу сказать. На час. Может быть, и дольше. Шарлотта?
И опять жена потратила неправомерное время, чтобы обдумать простой вопрос.
— Полтора часа, час и три четверти, — наконец прошептала она. Времени более чем достаточно, чтобы побывать на лугу и вновь вернуться, как Кэмпбелл сам только что убедился.
— И когда это было?
— Между восемью и половиной десятого, — ответил священник, хотя вопрос был задан его жене.
— Он ходил к сапожнику.
— Нет, я имел в виду после этого.
— После этого? Нет.
— Но я же спросил, выходил ли он поздно, то есть ночью, и вы сказали, что да, выходил.
— Нет, инспектор, вы спросили, выходил ли он поздно, то есть вечером.
Кэмпбелл кивнул. Нет, он не дурак, этот служитель церкви.
— Ну, мне хотелось бы осмотреть его сапоги.
— Его сапоги?
— Да, сапоги, в которых он уходил. И покажите мне, в каких именно брюках он выходил.
Брюки были сухими, но теперь, когда Кэмпбелл вновь их осмотрел, он заметил черную грязь по низу брючин. Предъявленные сапоги также были облеплены грязью и еще мокрыми.
— Я нашел еще вот что, сэр, — сказал сержант, принесший сапоги. — По-моему, сырое. — Он протянул голубое саржевое полупальто.
— Где вы его нашли? — Инспектор провел по нему ладонью. — Да, оно сыровато.
— Висело у задней двери рядом с сапогами.
— Дайте мне пощупать, — сказал священник, провел ладонью по рукаву и сказал: — Оно сухое.
— Оно сыровато, — повторил Кэмпбелл, думая: а сверх того, я полицейский. — Так чье оно?
— Джорджа.
— Джорджа? Я же просил показать мне всю его одежду. Без исключения.