Артур и Джордж
Шрифт:
— Я так и сделаю. Непременно. И обращусь не только к нему. Итак, вы поужинали, а потом вновь ушли.
— Нет. После ужина я лег спать.
— А позднее встали и вышли.
— Нет. Я же сказал вам, когда выходил.
— Как вы были одеты?
— Как я был одет? В сапогах, брюках, пиджаке, пальто.
— В каком пальто?
— Из синей саржи.
— То, которое висит у кухонной двери, где вы оставляете свои сапоги?
Джордж сдвинул брови.
— Нет, это старая домашняя куртка.
— Тогда почему ваша куртка у задней двери была влажной?
— Понятия не имею. Я к ней не прикасался уже несколько недель, если не месяцев.
— Она была на вас вчера вечером. Мы можем это доказать.
— Ну, это вопрос явно для суда.
— На одежде, которую вы носили вчера ночью, есть волоски животных.
— Это невозможно.
— Вы называете свою мать лгуньей?
Молчание.
— Мы попросили вашу мать показать нам одежду, которая была на вас в ту ночь. И она это сделала. На некоторых вещах были волоски животных. Как вы это объясните?
— Ну, я ведь живу в деревне, инспектор. За мои грехи.
— За ваши грехи? Но вы ведь не доите коров и не подковываете лошадей.
— Само собой разумеется. Возможно, я облокотился о калитку, ведущую на луг, где пасутся коровы.
— Вчера ночью шел дождь, а сегодня утром ваши сапоги были мокрыми.
Молчание.
— Это вопрос, мистер Идалджи.
— Нет, инспектор, это провокационное утверждение. Если они и были мокрыми, это меня не удивляет. Проселки в это время года редко бывают сухими.
— Однако луга мокрее, а вчера вечером шел дождь.
Молчание.
— Значит, вы отрицаете, что выходили излома между девятью часами тридцатью минутами вечера и до зари.
— Заметно после зари. Я выхожу из дома в семь двадцать.
— Но доказать вы этого никак не можете.
— Напротив. Мы с отцом спим в одной комнате. На ночь он всегда запирает дверь.
Инспектор остолбенел. Он поглядел на Парсонса, который как раз записывал последние слова. Сметанные на живую нитку алиби давно перестали его удивлять, но тем не менее…
— Извините, но не могли бы вы повторить ваши последние слова?
— Мы с отцом спим в одной комнате. На ночь он всегда запирает дверь.
— И как давно продолжается… этот распорядок?
— С тех пор, как мне исполнилось десять лет.
— А теперь вам?
— Двадцать семь.
— Понимаю. — Кэмпбелл ничего не понимал. — И ваш отец… когда он запирает дверь, вы знаете, куда он кладет ключ?
— Он его никуда не кладет, а оставляет в замке.
— Так что вам совсем не трудно уйти из комнаты?
— Мне незачем уходить из комнаты.
— Естественная потребность?
— У меня под кроватью стоит ночной горшок, но я никогда им не пользуюсь.
— Никогда?
— Никогда.
— Ну
— Мой отец спит очень чутко, а сейчас страдает от прострела. И легко просыпается. А ключ при повороте очень громко скрипит.
Кэмпбелл только-только не рассмеялся ему в лицо. Да за кого он их принимает?
— Все это выглядит поразительно удобным, сэр, если вы разрешите мне так сказать. Вам никогда не приходило в голову смазать замок?
Молчание.
— Сколько у вас бритв?
— Сколько бритв? У меня нет ни одной бритвы.
— Но вы же бреетесь, я полагаю.
— Бреюсь одной из бритв моего отца.
— Почему вам не доверяют иметь собственную бритву?
Молчание.
— Сколько вам лет, мистер Идалджи?
— Сегодня я уже три раза ответил на этот вопрос. Может быть, вы заглянете в свои заметки?
— Двадцатисемилетний мужчина, которому не разрешается иметь собственную бритву, которого каждую ночь запирает в спальне отец, спящий очень чутко. Вы понимаете, насколько вы редкий индивид?
Молчание.
— Исключительно редкий, сказал бы я. И… расскажите мне про животных.
— Это не вопрос, это забрасывание невода. — Джордж осознал абсурдность своего ответа и не удержался от улыбки.
— Мои извинения. — Инспектор все больше закипал раздражением. До сих пор он был мягок с этим субъектом. Ну, потребуется не так уж много, чтобы превратить самодовольного юриста в хлюпающего носом школьника. — Тогда вопрос: как вы относитесь к животным? Они вам нравятся?
— Как я отношусь к животным? Нравятся ли они мне? Нет, в общем, они мне не нравятся.
— Я мог бы догадаться.
— Нет, инспектор, разрешите мне пояснить. — Джордж ощущал нарастающую ожесточенность Кэмпбелла и подумал, что правильной тактикой будет немного поступиться ригористичностью своей позиции. — Когда мне было четыре года, меня повели посмотреть корову. Она запачкалась. Это почти первое мое воспоминание.
— О корове, которая запачкалась?
— Да. По-моему, с того дня я животным не доверяю.
— Не доверяете?
— Да. Тому, что они могут натворить. Они непредсказуемы.
— Так-так. И вы говорите, что это первое ваше воспоминание?
— Да.
— И с тех пор вы животным не доверяете. Всем животным?
— Ну, не кошке, которая живет у нас дома. Или собаке тетушки Стоунхем. Их я очень люблю.
— Так-так… Но крупным животным. Вроде коров.
— Да.
— Лошадям?
— Лошади не надежны. Да.
— Овцам?
— Овцы просто глупы.
— Дроздам? — спрашивает сержант Парсонс. Первое слово, им произнесенное.
— Дрозды — не животные.