Артур и Джордж
Шрифт:
— А это что означало бы?
— О, полным дьявольской подлой хитрости. Мы предпочитаем избегать «дьявольских» и «дьяволоподобных». Невозмутимость защита примет.
Джордж улыбнулся своему солиситору.
— Приношу мои извинения, мистер Мийк. И благодарю вас за ваш здравый смысл. Боюсь, мне его потребуется очень много.
На второй день разбирательства показания давал Уильям Грейторекс, четырнадцатилетний ученик уолсоллской школы. В суде были зачитаны многочисленные письма с его подписью. Он отрицал свое авторство и то, что хоть что-то вообще о них знал, и даже доказал, что находился на острове Мэн, когда были отправлены два из них. Он сказал, что обычно
Грейторекс показал, что знает мистера Идалджи в лицо три-четыре года.
— Он часто ездил до Уолсолла в том же купе, что и мы, мальчики, не меньше десятка раз, я думаю.
Его спросили, когда в последний раз арестованный ездил с ним.
— В то утро, когда были убиты две лошади мистера Блуитта. Тридцатого июня, кажется. Нам были видны лошади на лугу, когда мы проезжали мимо.
Свидетеля спросили, сказал ли ему что-нибудь мистер Идалджи в то утро.
— Да, он спросил меня, принадлежали ли убитые лошади мистеру Блуитту. Потом он посмотрел в окно.
Свидетеля спросили, были ли у него когда-нибудь прежде разговоры с арестованным о калечении животных.
— Нет, никогда, — ответил он.
Томас Генри Геррин подтвердил, что он эксперт по почеркам с многолетним стажем. Он изложил свое заключение о письмах, зачитанных в суде. В измененном почерке он выявил ряд ярко выраженных особенностей. Точно те же особенности он выявил в письмах мистера Идалджи, которые были вручены ему для сравнения.
Доктор Баттер, полицейский хирург, исследовавший пятна на одежде Идалджи, показал, что провел анализы, выявившие кровь млекопитающих. На пиджаке и жилете он нашел двадцать девять коротких коричневых волосков. Их он сравнил с волосками на коже пони угольной компании, покалеченного вечером накануне ареста мистера Идалджи. Под микроскопом было установлено, что они подобны.
Мистер Гриптон, который проводил время в обществе своей молодой знакомой вблизи лесной дороги в Грейт-Уайрли в рассматриваемый вечер, показал, что видел мистера Идалджи и прошел мимо него примерно в девять часов. Указать это место точно мистер Гриптон не мог.
— Ну, в таком случае, — попросил полицейский солиситор, — назовите публичное заведение, ближайшее к месту, где вы его видели.
— Старый полицейский участок, — весело ответил мистер Гриптон.
Полицейские сурово оборвали смех, приветствовавший этот ответ.
Мисс Билл, пожелавшая разъяснить, что она помолвлена с мистером Гриптоном, также видела мистера Идалджи, как и еще многие другие свидетели.
Были заслушаны подробности искалечения: рана, нанесенная пони угольной компании, имела в длину, как было установлено, пятнадцать дюймов.
Отец арестованного, индусский приходской священник Грейт-Уайрли, также дал показания. Арестованный заявил:
— Я абсолютно не виновен в том, что мне вменяется, и сохраняю за собой право на защиту.
В пятницу 4 сентября дело Джорджа Идалджи было передано в Стаффордский суд квартальных сессий по двум обвинениям. На следующее утро он прочел в бирмингемской «Дейли газетт»:
Идалджи выглядел свежим и бодрым и, сидя в своем кресле в центре судебного зала, деловито беседовал со своим солиситором, проницательно взвешивая показания благодаря своей юридической подготовке. По большей части, однако, он сидел, сложив
Джордж был рад, что все еще считается невозмутимым, и прикинул, не сумеет ли он сменить обувь перед заседанием суда квартальных сессий.
А в другой газете он заметил описание Уильяма Грейторекса как «крепкого английского мальчика с открытым загорелым лицом и приятной манерой держаться».
Мистер Литчфилд Мийк был уверен в конечном оправдании.
Мисс Софи Фрэнсис Хикмен, дама-хирург, все еще не нашлась.
Джордж
Шесть недель между процедурой передачи дела и первым заседанием суда квартальных сессий Джордж провел в больничном крыле стаффордской тюрьмы. Он не был расстроен, он считал, что отказаться от залога было правильным решением. Едва ли бы он сумел продолжать свою практику, пока над ним висят такие обвинения, и хотя ему не хватало близости родных, он полагал, что для них для всех лучше, если он останется в безопасности под замком. Сообщение о толпах, осаждающих дом священника, напугало его, и он помнил кулаки, молотившие в дверь кеба, когда его везли в Кэннок. Он не мог бы чувствовать себя в безопасности, если бы такие горячие головы устраивали на него охоту по проселкам Грейт-Уайрли.
Но была и еще одна причина, почему он предпочитал находиться в тюрьме. Все знают, где он; каждую минуту дня за ним подглядывают, его проверяют. Следовательно, если произойдет еще одно возмутительное преступление, то станет неопровержимо ясно, что вся цепь событий не имела к нему никакого отношения. А если первое обвинение против него будет признано несостоятельным, тогда и второе — это нелепейшее утверждение, будто он угрожал убить человека, которого вообще не знает, — также придется снять. Странно было обнаружить, в какой мере он, дипломированный солиситор, действительно надеется, что будет располосовано еще одно животное, однако новое преступление казалось ему быстрейшим способом выйти на свободу.
Тем не менее, даже если дело дойдет до суда, сомнений в исходе быть не могло. Он вновь обрел и спокойствие духа, и оптимизм, и ему не приходилось притворяться ни перед мистером Мийком, ни перед родителями. Он в воображении уже видел заголовки: «ОБВИНЯЕМЫЙ ИЗ ГРЕЙТ-УАЙРЛИ ОПРАВДАН». «ПОЗОРНОЕ ПРЕСЛЕДОВАНИЕ МЕСТНОГО СОЛИСИТОРА». «СВИДЕТЕЛИ ПОЛИЦИИ ОБЪЯВЛЕНЫ НЕКОМПЕТЕНТНЫМИ». И может быть даже: «ГЛАВНЫЙ КОНСТЕБЛЬ ПОДАЕТ В ОТСТАВКУ».
Мистер Мийк более или менее внушил ему, что то, как его расписывают газеты, значения не имеет. И словно бы это вообще утратило значение 21 сентября, когда лошадь на ферме, принадлежавшей мистеру Грину, была найдена располосованной и выпотрошенной. Джордж встретил это известие со своего рода опасливым энтузиазмом. Он уже слышал, как в замках поворачиваются ключи, обонял утренний воздух и пудру матери, когда обнимал ее.
— Ну, это доказывает, что я невиновен, мистер Мийк.
— Не вполне, мистер Идалджи. Не думаю, что нам следует заходить так далеко.
— Но я же здесь, в тюрьме.
— С точки зрения суда это доказывает, что вы, бесспорно, должны быть невиновны в покалечении лошади мистера Грина.
— Нет, это доказывает, что в ходе событий до и после пони с шахты была система, и теперь ясно, что ко мне она никакого отношения не имеет.
— Я это знаю, мистер Идалджи. — Солиситор оперся подбородком о кулак.