Асанардаль
Шрифт:
– Разве мы не вечером будем кататься на яхте? – спросила Мила.
– Уже вечер. А после захода солнца мы не покидаем дом, – ответила Люси.
Катание на яхте обескуражило Милу. В фильмах она обожала все эти моменты с яхтами, где все герои вели себя так, будто яхту нисколько не качает на волнах. Яхту Поля качало, да ещё как.
Люси выглядела задумчивой. Только сейчас Мила заметила, как горько изгибаются губы гостеприимной хозяйки. Живые глаза Люси стали перламутровыми, будто из человека вынули душу. Люси перехватила взгляд
Сана крепко держалась за поручни, покачиваясь, как травинка на ветру, и с печальной полуулыбкой смотрела на проплывающую гору, увенчанную виллой «Ночная фиалка». «Как бы она не свалилась в море», – подумала Мила.
Один Поль испытывал от прогулки острое наслаждение. С его лица исчезло надменное выражение, уступив место по-детски радостной улыбке. Поль направил яхту вглубь Тирренского моря, навстречу миражам аквамаринового горизонта.
«Ночная фиалка» всё уменьшалась. Её крыша сияла в лучах солнца гранатовым блеском.
Сегодня не удалось посмотреть город. Мила не расстроилась. Это место слишком красиво, чтобы не привлекать туристов. У Милы не было желания бродить среди досужих зевак. Среди туристов сама ощущаешь себя туристкой, жительницей громадного общежития.
Монте-Арджентарио отдалялся, зато «Ночная фиалка» ясно выделялась на фоне бирюзового неба. Миле нравилось тешить себя мыслью, что здесь она почти дома. Такой вот маленький, осознанный самообман.
Она не туристка. Она приехала к близкой родственнице, сестре, например. И может жить здесь столько, сколько пожелает, в доме с гобеленами на стенах и орнаментом на полу, в доме с видом на переливчатый жемчуг неба и моря, в доме, окружённом стройными кипарисами и сумеречными пихтами. Мечтать не вредно, а не мечтать опасно для вдохновения.
Не отрываясь, Сана смотрела на уплывающую гору. Если бы не деревья, гору можно было бы назвать скалой. Скала, а на скале дворец. Скала высокая. Дома нет скал, а во Франции есть скалы. Дома нет скал, а в мамином романе есть скалы. Вокруг глаз Саны залегли тёмные тени. Они опустила голову и закусила губу. Подобные мысли, чёткие, вернее сказать чеканные, и в то же время отстранённые, были не свойственны Сане, привыкшей мыслить образами и ассоциациями. «Почему я думаю о скалах, а не о том красивом мужчине? В романе «Марино» есть скалы. Но откуда я об этом знаю? Я не читала роман и не смотрела снятый по нему фильм. И что с того? Живу не в вакууме. Роман обсуждали, кино тоже не обошли вниманием. Говорили, что в кино упростили сюжет до примитивизма. О чём я думаю?». В висках запульсировала боль, перед глазами потемнело. Сана отошла от борта яхты. Села и запрокинула голову. Небо болезненно резко качнулось в сторону. Сана испугалась. Яхта тонет? Нет. Это головокружение. Всего лишь. «У нас нет таких высоких скал, как во Франции». Кому принадлежат эти слова?
– Саночка, с тобой всё в порядке? – обеспокоенно спросила мама.
«Нет. Путешествие не пошло мне на пользу. Что-то во мне изменилось. Я утратила внутренний покой», – хотела сказать Сана, но промолчала. Мама не любила, когда Сана говорила непонятные, слишком «взрослые» для девятнадцатилетней девушки слова.
– Человек за бортом! – крикнул Поль.
Люси бросилась к борту.
– Постой! Ты что, собираешься прыгать за ним? – всполошилась она, увидев, что муж раздевается.
– Предлагаешь бросить его здесь?
– Брось ему круг, вызови спасателей, – лопотала Люси.
– Не неси чушь!
Люси схватила Поля за руку.
– Это мальчишка Ди Луцио, слышишь? Мальчишка Ди Луцио!
– И что с того?
– Он отличный пловец, он просто решил поплавать…
– Переоценил свои силы и решил махнуть в Джильо?
Люси вцепилась в мужа мёртвой хваткой.
Поль заглянул в её глаза и веско сказал:
– Я не позволю, чтобы на моих глазах умер ещё один человек.
Руки Люси беспомощно повисли. Поль прыгнул в воду и бешеным кролем поплыл к белеющему в воде телу.
Разговор шёл со скоростью автоматной очереди. Сана не разобрала ни слова, но прекрасно поняла, о чём говорили супруги. Мила пыталась вникнуть в разговор, разобрала отдельные слова, потеряла нить разговора, расстроилась и рассердилась. «Неужели я потеряла квалификацию переводчика?», – подумала Мила.
– Какой ужас, – прошептала Мила, – Саночка, тебе плохо?
– Спасибо, уже лучше.
– А мне вот неважно.
– Что с тобой?
– Вчера ты оскорбила меня, – умирающим голосом сообщила Мила.
Не дождавшись от дочери ответа, Мила продолжала:
– Ты назвала меня никому не нужной разведёнкой. Но не вчера, а ещё раньше, – на глазах Мила закипали слёзы, – зачем ты назвала свою мамочку разведёнкой? Зачем, Асанардаль?
– Потому что ты назвала меня невостребованной старой девой.
– И это повод расстраивать мамочку? Неужели ты не подумала, что твои слова могут принести мамочке боль? Что мамочка не будет спать?
Сана смотрела на плывущего Поля застывшим взглядом. Тогда Мила с силой взяла дочь за плечи и развернула её к себе лицом.
– Зачем ты причинила мне боль? Вы с папой только и занимались тем, что причиняли мне боль. Прежде чем говорить, думай, какую боль ты можешь причинить мамочке! Или ты сделала это умышленно? Умышленно, да?
Глаза Милы полны были отчаяния, обвинения, слёз, боли. За всеми её чувствами и эмоциями, как под снежной лавиной, пряталось удовольствие.
Сана затряслась.
– Что тебе от меня надо? Зачем ты взяла меня с собой? – тоскливо воскликнула она.
– Правильно, кричи на мамочку! Бей мамочку!
Сана вырвалась из рук Милы и ударила себя кулаком по лбу.
Мила схватила дочь за руку.
– Что ты творишь? Что люди подумают? – зашипела Мила.
– Что у вас происходит? – повернувшись к ним, спросила Люси.
– А, ничего. Просто Саночку укачало, – с улыбкой ответила Мила.
– Асанардаль, прекрати истерику! Хочешь, чтобы все бегали вокруг тебя? Там человек утонул, а ты всё никак не можешь избавиться от своего эгоизма, – тихо сказала Мила.
Сана вырвала руку из руки матери и подошла к Люси. Сане казалось, что за её спиной стоит изготовившийся к прыжку тигр.