Асанардаль
Шрифт:
Зачари ждал расспросов, но Сана молчала. Зачари вздохнул с облегчением.
“Какое чудовищное унижение испытала эта девушка, попросив прощение», – подумала Сана, любительница судить других по себе.
Глава 5
Кино и мечты
Туристки хихикали, поглядывая то на Калую, то на Ачиля.
– У вас отличная яхта, – сказала рыженькая туристка, стреляя глазами в Калую.
– Рад встретить в юных леди знатоков яхт, – поклонился Калуя.
Туристки
Девушка с длинными пепельными волосами не сводила глаз с Ачиля.
Ачиль скучал.
«Дурак, что же ты медлишь? Она сама плывёт к тебе в руки», – сердито думал Калуя.
Сыну двадцать пять, а ведёт он себя, как монах. Кажется, Ачиль не собирается ловить свою рыбку.
Калуя заглушил мотор и ушёл в каюту с рыженькой, оставив Ачиля и платиновую красотку наедине. Вышли они через полчаса. Ачиль пялился на воду, девушка смотрела в телефон. Всё ясно.
– Ты дал обет безбрачия? – позже спросил Калуя у сына.
– По-твоему, я должен бросаться на каждую встречную женщину? – сердито спросил Ачиль.
Прошёл месяц. Ачиль редко покидал виллу. Калуя подумал, что Ачиль боится женщин, и решил взять сына на съёмную площадку инвестируемого им фильма. Актёрский состав там потрясающий. Одна актриса краше другой.
…Снимали сцену импровизированного танца. Мужчина и женщина стоят в толпе, сморят на профессионалов, исполняющих меренге. Танец закончился. Тогда мужчина и женщина делают шаг навстречу друг другу и неожиданно для самих себя начинают синхронное движение в танце.
Съёмка танца длилась пять часов. Ачиль давно покинул павильон, а Калуя всё никак не мог оторвать глаз от актрисы. Она застенчиво улыбалась, играя глазами, поводила плечами, вращала бёдрами.
Её звали Джулия. Это была её первая серьёзная роль. Начинающая актриса снимала каморку на окраине Рима.
Они познакомились. Джулия была проста в общении и очень мила. Калуя откровенно любовался её живыми тёмными глазами, формой скул, полными губами. От неё тонко пахло ночной фиалкой.
Через два месяца Калуя и Джулия мчались на яхте сквозь ночь. Впереди Джильо. Горит маяк. Над островом сквозит тончайший серп молодого месяца, распространяющий платиновое сияние. И специально для него зажжённый маяк, и месяц кажутся Калуе особенно чистыми, как слёзы. Как Джулия. Она не похожа на других женщин, державшихся за поручни его яхты, всех этих куртизанок и туристочек. Она жена.
В дразнящей темноте её лицо отливает перламутром. В развивающихся волосах путается лунная паутина. В руке Джулия держит бокал с белым вином. Во ложбинке между её полными грудями сумрачно поблёскивает бриллиант – подарок Калуи на свадьбу. А сами …
– Тебе нравится эта марка вина? – спрашивает Калуя.
– Vino tinto, vino blanco, vino rocado, – понижая голос, с придыханием говорит Джулия, прижимаясь к Калуе обнажённой грудью.
Он крепко обнимает её. Бокал падает и бьётся. По ноге Джулии течёт белое вино. Не отпуская Джулию, Калуя садится на корточки, поднимает голову, и в эту минуту на лицо Джулии падает красный свет маяка. Сердце Калуи сжимает холодная рука.
Джулия молода, очень, преступно молода, и Ачиль, его сын, тоже молод.
Чёрные глаза Джулии сияют ярче бриллианта на её груди.
К счастью, Люси не расстроил самовольный уход Саны. После лёгкого перекуса Люси и Мила сели смотреть кино южнокорейского производства. В самом начале фильма героиня становится свидетельницей преступления. Она боится рассказать об увиденном полиции и родителям жертвы. Преступники же лопаются от самодовольства.
– Бывают же такие люди, как эта дама, – сказала Люси, – безмолвный свидетель убийства тот же убийца.
Мила кивнула.
– А как бы ты поступила на её месте? – не унималась Люси.
– Не знаю, – вздохнула Мила, – эту Хэ-Вон видели убийцы. Допустим, я заявлю, а они и меня убьют.
– Их посадят.
– Откупятся.
Люси посмотрела на Милу долгим взглядом.
– Хэ-Вон и дальше будет смотреть и молчать. Там дальше будет показано, к чему приведёт её молчание.
– А ты уже смотрела этот фильм? – удивилась Мила.
– Да.
– Зачем же мы его тогда смотрим?
– А разве тебе не интересно? – растерялась Люси.
– Я комедии люблю. Но тебе же не интересно смотреть одно и то же второй раз.
– Почему же. Интересно. Я люблю фильмы, наталкивающие на размышления. Посмотри на эту Хэ-Вон. Положительная она героиня или отрицательная? На её месте промолчали бы и я, и ты, если бы доподлинно знали, что преступники откупятся. А если и не откупятся, то рано или поздно освободятся и пойдут мстить. Тюрьма не меняет людей к лучшему. Значит, положительная. Но она не умеет сострадать. Дальше это очень наглядно будет показано. Опять-таки, неумение сострадать – хорошая черта или плохая? Мы же не виним человека, если он не может, скажем, слышать. Мы ему сочувствуем. Почему же тогда мы осуждаем человека, не могущего сострадать? С одной стороны, это не физический недостаток, следовательно, всё в руках человека. А с другой стороны, душевные болезни – тоже не физический недостаток, так почему же мы не считаем, что психический больной в силах самоизлечиться? В сущности, мы очень мало знаем о психике человека, чтобы осуждать таких людей, как эта кореянка.
– А мне кажется, что она сочувствует и сострадает, но делает это молча, – возразила Мила.
– Кому есть польза от того, что она молчит?
– А что она может сделать, если таково свойство её личности? Или, допустим, она не умеет перебороть страх перед преступниками. Глупо винить простого человека за то, что он слаб.
– Но каждый человек в силах преодолеть свои слабости.
У Милы не было желания спорить на эту тему. Люси не смотрела на экран. Она смотрела на Милу, и взгляд её был выжидающим.