Ашборнский пастор
Шрифт:
И это было полной противоположностью тому, что заявил доктор Томас! [864] с Закинфа [865]
Гроб с телом был выставлен для прощания с поэтом; но за два дня до этого было объявлено: если толпа окажется слишком большой, вход в траурный зал будет позволен только по билетам.
В день прощания потребовалась помощь полиции. Более трех тысяч людей, знатных и незнатных, с семи до десяти утра ждали, когда откроются двери зала.
864
Томас (Thomas) – сведений об этом персонаже найти не удалось.
865
Закинф – остров в Ионическом море.
Винный спирт довольно хорошо сохранил мягкие ткани тела, за исключением того, что придал им бледность; особенно хорошо сохранились руки:
Только волосы тридцатисемилетнего Байрона стали почти седыми. Каждый из этих волос мог бы поведать о страдании!
Когда тело Байрона доставили в Лондон, из сотен глоток вырвался покаянный крик:
– Байрона – в Вестминстер!..
Но Байрон являл собою такую стойкую нравственную, социальную и литературную оппозицию всем английским привычкам, что существовала опасность услышать отказ правительства, и семья поэта заявила, что он будет захоронен в склепе своих предков в Хакналле, [866] около Ньюстеда.
866
Хакналл – деревня к северо-западу от Ноттингема. Байрона похоронили в здешней церкви 16 июля 1824 г.
Да и было бы странно видеть, как автор «Марино Фальеро».. [867] уснет вечным сном между Генрихом VIII и Гарриком [868] [869]
В двенадцать часов дня похоронный кортеж, покинув Лондон, направился к Ноттингему; никогда еще даже королевский кортеж не собирал на своем пути такие толпы.
Полковник Ли, зять Байрона, возглавлял траурную процессию.
В шести каретах, следовавших на ними, находились самые знаменитые представители английской оппозиции: господа Хобхауз, Дуглас Киннэрд, [870] сэр Фрэнсис Бердетт и О'Мира, [871] врач, лечивший Наполеона на острове Святой Елены.
867
«Марино Фальеро, дож Венеции» («Marino Faliero, Doge of Venice») – историческая трагедия Байрона (1821), посвященная республиканскому заговору во главе с аристократией и дожем (правителем) Венеции Марино Фальеро (1274–1355). В трагедии Байрон подвел итог своим размышлениям о революционном движении нач. XIX в. в Италии, показав, что причина его неудач лежит в разрыве возглавлявшейся карбонариями аристократии с массой народа.
868
Гаррик, Дэвид (1717–1779) – английский актер, особенно прославившийся в пьесах шекспировского репертуара; был директором театра Друри-Лейн в 1747–1776 гг.
869
То есть между кровавым деспотом и выдающимся артистом.
870
Киннэрд, Дуглас Джеймс Уильям (1722–1830) – друг Байрона и Хобхауза. Бердетт, сэр Френсис (1770–1844) – английский политический деятель, член парламента с 1796 г.; примыкал к радикальному крылу партии вигов; был сторонником парламентской реформы.
871
О'Мира, Барри Эдвард (1786–1836) – английский врач ирландского происхождения; служил вначале армейским хирургом, а затем на военном флоте; в 1815 г. был хирургом на «Беллерофонте» и в качестве врача сопровождал Наполеона до острова Святой Елены; вскоре из-за придирок Гудсона Лоу был вынужден расстаться с императором; по возвращении в Англию выступил с протестом против жестокости, с которой обращались с Наполеоном; оставил мемуары, относящиеся к своему пребыванию на острове Святой Елены и к истории болезни и смерти императора.
Затем в собственных экипажах ехали герцог Сассекский, [872] брат короля, маркиз Ленсдаун, граф Грей, [873] лорд Холланд.
Процессию замыкали два греческих посланника.
Греки отправили тело Байрона в Англию, но его сердце оставили в своей стране. [874]
К тому же они заявили, что дочь поэта Ада становится приемной дочерью Греции.
Похоронному кортежу потребовалось пять дней, чтобы из Лондона доехать до маленькой хакналльской церкви, где и были отданы последние почести останкам прославленного поэта.
872
Герцог Сассекский, Август Фредерик (1773–1843) – шестой сын короля Георга III; после женитьбы в 1793 г. на католичке отказался от своих прав на престол; был членом Палаты лордов, где примыкал к оппозиции.
873
Грей, Генри Джордж, граф (1802–1894) – английский государственный деятель, секретарь по военным делам (1835–1839), военный министр и министр колоний (1846–1852); сын лорда Чарлза Грея
874
Сердце Байрона захоронено в Миссолунгах, в мавзолее.
Его тело опустили в склеп, где уже покоились его предки и его мать. Своего рода ризничий, сумевший понять мою речь лишь в результате моих неимоверных усилий, провел меня в святилище и показал мне беломраморную доску, на которой была выгравирована следующая надпись:
875
Рочдейл – город у слияния рек Роч и Сподден; ранее входил в графство Ланкашир (ныне относится к Большому Манчестеру); Байроны имели там земли и угольные шахты, проданные пятым лордом Байроном, двоюродным дедом поэта.
Только у входа в парк я узнал, что Байрон был погребен в хакналльской церкви, а не в склепах старинного Ньюстедского монастыря.
Я поспешил в церковь.
Но, когда это паломничество было совершено, не было еще одиннадцати утра, и я возвратился в замок.
Замок, описанный поэтом, располагался посреди долины с ее тенистыми холмами, руинами аббатства и озером, на берегу которого, по словам Томаса Мура, можно было найти могилу бедного Ботсвена.
Было вполне естественно, чтобы я, списав эпитафию поэту, списал затем эпитафию тому, кого Байрон называл своим лучшим другом.
Я издали узнал надгробный памятник. Около него, опершись на камень, сидела молодая женщина; двое детей в десяти шагах от нее играли в высокой траве. Она трудилась над каким-то шитьем, время от времени поднимая глаза, чтобы следить за детьми и не дать им подойти слишком близко к озеру.
Ее муж неспешно прогуливался с книгой в руке.
Женщина выглядела года на двадцать четыре, ее муж – лет на тридцать, а дети – на пять-шесть; старшим из них был мальчик, младшей – девочка.
Молодая мать была одета во все белое; голову ее украшала широкополая соломенная шляпка, какие носят в кантоне Во; [876] две необычайно густые светлые пряди волос, завитых в букли, ниспадали по обеим сторонам ее головы.
876
Во (Ваадт) – кантон на юго-западе Швейцарии; главный город – Лозанна.
Я назвал бы ее скорее изящной, нежели красивой, и в ее изяществе, как это свойственно англичанкам, было нечто от изящества растений и цветов.
Я подошел к ней и, поскольку она заслоняла собой надпись, как можно более любезно попросил ее позволить мне прочесть эпитафию Ботсвену.
Но тут я увидел, что она ни слова не понимает по-французски.
Я же, хотя и читаю довольно бегло по-английски, никогда не мог произнести ни одной фразы, понятной для британских ушей.
В этом отношении я сознавал всю свою беспомощность; поэтому я не решился произнести те три-четыре слова, которые, будь они написаны, несомненно смогли бы передать мою мысль, но, будучи произнесены, не имели бы никакого смысла для моей собеседницы.
Улыбаясь, она жестом попросила меня набраться терпения и окликнула мальчика, прибежавшего на дважды произнесенное имя Джордж.
Опиравшаяся на руки и ноги девочка смотрела, как удаляется от нее ее брат.
Молодая женщина сказала мальчику несколько слов, и он повернулся в мою сторону, устремил на меня свои огромные голубые глаза, приподнялся на цыпочках, чтобы разглядеть меня получше, и спросил на превосходном французском:
– Сударь, матушка желала бы знать, чего вы хотите?
– Чего я хочу? Сначала, чудное мое дитя, я хотел бы тебя поцеловать, если твоя матушка это позволит.
– О да! – откликнулся он. И он протянул мне обе руки.
Я поднял его и поцеловал в обе милые полные розовые щечки.
Мать улыбалась, глядя на нас.
Мать всегда улыбается, когда целуют ее дитя.
– А чего еще вы хотите? – спросил меня маленький Джордж, когда я опустил его на землю.
– Мне хотелось бы, чудное мое дитя, списать несколько строк, выгравированных на этом камне.
– А, эпитафию Ботсвену?
– Вы знаете о Ботсвене? – удивился я.
– Собака Байрона… да, я о ней знаю.