Аскетические творения. Послания

Филадельфийский Феолипт

24; Мк. 3, 22; Лк. 11,15), так и эти [нынешние хулители] клевещут на действие Всесвятого Духа, проявляющееся в верных сердцах, называя его действием прелести. И подобная хула ввергает их в честолюбие, заставляя отрицать отпущение [грехов] как в веке нынешнем, так и в веке будущем: цепями такого осуждения они самым справедливейшим образом сковывают самих себя. Ведь отпущение грехов дается верующим через Святой Дух, поскольку Господь после того, как Он даровал ученикам Святого Духа и сказал: «приимите Духа Святого», добавил: «кому простите грехи, тому простятся» (Ин. 20, 22–23)³⁹³. Эти же [люди], закрывающие умные очи своей души, преградили и [доступ] к самим себе благодати Святого Духа, через которую удостаивается отпущения [чужих грехов] тот, кто желает «иметь Бога в разуме» (Рим. 1, 28). Разумеется, возводящие хулу на Святого Духа отчуждают себя от свободы и ныне, и в Царстве будущего века³⁹⁴.

Ведь [апостол] говорит: «Закон духа жизни освободил меня от закона греха и смерти» (Рим. 8, 2)³⁹⁵. Не нося [в себе] этого духовного закона, [начертанного] на скрижалях сердца и прочитываемого молитвой, как могут они воспринять учение о свободе и войти в жизнь, когда удерживаются в рабстве страстей и покрыты мраком неведения? Обитающие в лишенной света области рассудочного мышления³⁹⁶ и скованные цепями безразличия не могут шествовать к свету трезвения и созерцать восход «Солнца правды» (Мал. 4, 2), творящего, словно день, безмятежное состояние души и кротость сердца.

Благодаря этому порывы страстей пускаются в бегство, изгоняемые [из души], словно дикие звери, теплотою Духа, а ум выходит на делание духовных добродетелей³⁹⁷, руководимый светом правого суждения. [Названные же хулители] не изведали опыта этого блага и не имеют его в самих себе, а ведь именно благодаря такому опыту тот, кто избирает, наподобие Моисея, путь продвижения к истине, являемой в душе, восходит на гору Божественного познания, удостаивается Богоявления, слышит Божий глас и воспринимает закон Духа³⁹⁸. Они же были преданы [Богом] «превратному уму» – мыслить и «делать непотребства» (Рим. 1,28), вследствие чего, с одной стороны, по причине суемудрия и мудрования об излишнем они пребывали неучами в духовном ремесле, а с другой – [всегда] имея на устах своих злословие и хульные речи, они препятствовали желающим постичь это светоносное ремесло; то есть они и сами не вступают на [спасительный] путь, и другим не позволяют этого делать. Само собою разумеется, что каждый [из них] тяготеет к сродному и желает привлечь к собственному мнению того, кто придерживается иных взглядов, – и покой не наступит до тех пор, пока какое-либо из двух убеждений не возобладает над противоположным. И то, что можно видеть в [естественно] противоположных вещах, это же наблюдается и в отношении противоположных мнений. Как там, когда одно преобладает над другим, например горячее является губительным для холодного и, наоборот, холодное – для горячего, так и здесь одни убеждения воюют с противоположными и, одолеваемые жаждой соперничества, стараются одолеть их. И как можно это видеть, противоположная сторона желает оставаться [замкнутой] в самой себе до тех пор, пока оба мировоззренческих течения пребывают равными³⁹⁹. Подчинение [одного другому] происходит тогда, когда одно, вследствие своей слабости, уступает другому, ибо «кто кем побежден, тот тому и раб» (2 Пет. 2, 19). [Упомянутые хулители,] оказавшись вне самих себя, не желают шествовать путем мысли. А не желающие поступать по духу, согласно [апостолу] Павлу (Рим. 8,4; Гал. 5,16), называют духовное знание необразованностью и прелестью, а учителей и глашатаев этого знания – людьми необразованными и заблуждающимися⁴⁰⁰.

3. Вследствие чего они стали следовать путем собственной похоти. Мы же по мере [наших сил постараемся] показать красоту этого неизреченно восходящего, [подобно солнцу,] и светорождающего труда тем, которые с любовью расположены [к нему], чтобы быть запечатленными в [своей] мысли следами такого спасительного пути. Духовный труд, или духовный закон, существует как особенный мир⁴⁰¹, находящийся и возникающий в заповедных областях души, где созидается небесный человек, состоящий из добросовестного внимания и непрестанной молитвы, подобно тому как зримый человек состоит из души и тела. Поэтому из творения чувственного человека познай образ наипростейшего расположения и созидания незапечатленного [ничем из материального] этого [небесного человека]⁴⁰². В этом зримом мире человек был создан Богом на шестой день (см. Быт. 1, 26–31), а в умозрительном мире мысли небесномыслящий человек созидается Богом соответственно [его внутреннему] расположению к духовному⁴⁰³. Ведь когда желание души ускользает от пятеричного чувства, склонного к чувственным [вещам], и направляется к ведению духовного, тогда Бог, взяв ум от [его] деятельности, соответствующей чувству, как [Он брал] прах от земли (см. Быт. 2, 7), вдыхает в этот ум созерцание Себя и дарует ему призывание святого имени Своего. [Так Он] делает внутреннего человека «душою живою» (Быт. 2, 7) и просвещает его ум для ангельского поклонения Себе и «разумного служения» (Рим. 12,1). [Тогда внутренний человек] является как гонитель [лукавых] приражений, служитель Божественных умозрений, губитель страстей, земледелец добродетелей, противник похотей, приверженец Божией любви, разрушитель [порочных] мечтаний, обнаружитель мудрости, царь естественных помыслов, владычествующий [над ними] с помощью духовного разума, укротитель [житейских] попечений, попечитель [внутреннего] покоя, чужеземец для ощущений века сего, друг ведений будущего века⁴⁰⁴, покинувший [эту] тленную жизнь, насельник непреходящего мира, беглец из отечества, ввергнутого в [междоусобные] брани, гражданин неприступного града, презирающий временные [блага] и ревнующий о бессмертных, невежда в делах человеческих, но посвященный в воления Божии. [Тогда внутренний человек становится] иноязычным для мыслящих о земном (см. Флп. 3,19) и толкователем горних [тайн] для тех, чье «жительство – на небесах» (Флп. 3, 20)⁴⁰⁵; [он делается] избегающим [чувственно] являемых удовольствий как [вещей] несуществующих и любящим не являемые [чувственным образом] блага как то, что пребывает [вечно]; мертвым для вещественных похотей и живым для сокрытой во Христе жизни (см. Кол. 3, 3). Он не устремляется ни к чему земному – ни к богатству, которое лишено нерасхищаемого богатства; ни к неге, которая истощает неистощимую негу и производит неутолимый голод; ни к славе, которая приносит бесславие; ни к чести бесчестной, которая делает малоценной «драгоценную жемчужину» (Мф. 13, 46) почитанием того, что малоценно; ни к начальствованию, которое порабощает непорабощаемую [силу] души⁴⁰⁶ начальствам и властям лукавых духов (см. Еф. 6, 12); ни к похвалам, которые лишают силы [внутреннюю] стойкость помыслов, [необходимую] для служения Богу. И кратко сказать, ничто из того, что очаровывает или угнетает людей, не низвергает долу с высоты Божественного служения этого внутреннего человека. Ибо разумение его располагается, словно в раю, в духовном рассуждении души⁴⁰⁷, трудясь [там] в памятовании о Боге посредством молитвы и храня ум посредством [постоянного внутреннего] бдения. Пребывая [в таком раю], он тайнозрительным образом воспринимает заповедь, [позволяющую] ему различать добро от зла и побуждающую его вкушать всякую мысль, связанную с Божественным Светом, а помысла похоти, как содержащего в себе познание добра и зла (или [познание] наслаждения и муки), всячески избегать, поскольку этот помысел влечет, через забвение Бога, вечную смерть⁴⁰⁸. Сияние этого духовного рассуждения восходит в душе, когда ум хранит трезвение, обращает взор свой к тому, что соответствует сердцу⁴⁰⁹, и призывает Бога, чтобы разогнать бесовский мрак. И подобно тому, как [какой-либо человек], пребывая в своем жилище и радея о всем своем имуществе, если видит некоего вора, желающего его ограбить, то он, забрав богатство из своей сокровищницы, выходит [из дома] и обращается к властям за помощью, – так и ум, пребывая в жилище ведения и радея о [своих] помыслах, если видит сатанинский прилог, пытающийся совершить насилие над ним, возносит свои умозрения от мира сего и притекает к Богу, являя Ему воздыхание свое. И Господь, не пренебрегающий стенанием нищих и воздыханием убогих (см. Пс. 11, 6), принимает дары ума и усвояет Себе все расположение его. Тогда душа сразу становится троном Бога, а жилище бедного ума смотрится как хоромы Царя. Ангельское войско посылается против бесовской фаланги и карает [бесов за беды] души.

4. Если мысли души бодрствуют, то сияние Духа наполняет ее всякой славой, но если ум нерадеет об исследовании самого себя и становится ленивым в Божественном размышлении, то помыслы порока поднимаются в сердце, заволакивая ум покровом тьмы. Тот, кто

болеет недугом [духовного] невнимания, подчиняется уделу неразумия, незаметно отступает во мрак любви к чувствам, отлагает любовь к Божественному Свету, отделяется от [правого] разума, лишается ведения и оказывается в области страстей. Тогда помышления его начинают трудиться над возделыванием пороков и помыслы его, словно муравьи, расползаются по чувствам, собирая мысли пагубной похоти.

5. Этот напор неразумного [начала] души прекращает трезвение вкупе с молитвой. Трезвение есть окончание кружения [души]⁴¹⁰, управление [своими] помыслами, [бодрственное] состояние ума и движение разума⁴¹¹. Трезвение есть чистота ума, [благочестивое] устроение нравов, бодрствование души, сила [духовного] делания, неподвижность для плотского разжжения. Трезвение упраздняет развлечения души, [направленные] на земное⁴¹², а молитва делает эту душу возносящейся горе, к небесному. Трезвение рассматривается как место Божие [во время мира], сторожевая башня души, в которой обитает Бог и о которую сокрушаются и ломаются все стрелы мирской похоти. Ибо пророк говорит: «И бысть в мире место Его и жилище Его в Сионе. Тамо сокруши крепости луков, оружие и мечь и брань» (Пс. 75, 3–4)⁴¹³.

Там, где трезвение становится зримым, там и памятование о Боге сокрушает, словно [вражеские] доспехи, забвение [Его], уничтожает неведение [Бога], словно меч [вражий], и нерадение [о Божественном], словно брань. Они суть могущественные силы страстей, ими [эти страсти] возбуждаются и к ним возвращаются⁴¹⁴. Трезвение делает ум предстоятелем перед Богом, а Бога, в свою очередь, являет Созерцателем ума⁴¹⁵. Ибо [Писание] гласит: «Заутра предстану Ти, и узриши мя» (Пс. 5, 4). [А это значит: ] «Утром в молитве представлю пред Тобою первую мысль мою, а Ты управляющей силой даров Своих воззри на меня, даруя мне молитву нерассеянную, радость духовную, мысль, чуждую мечтаний, истинную любовь, кротость души и мир сердечный». Трезвение делает ум созерцателем Бога. Бог, являя Себя Моисею, глаголет ему: «Се место у Мене, и станеши на камене… и положу тя в разселине камене… и тогда узриши задняя Моя» (Исх. 33, 21–23). Трезвение есть место, приближающее к Богу; посредством него ум, удостоившийся стояния на камне веры, помещается в непостыдной надежде, от которой он восходит к священной любви и видится как идущий позади Бога, поскольку оббживающая сила утверждает мысль души в благочестивой памяти Божией⁴¹⁶.

6. Трезвение тщательно следит за проявлением в душе чудесных видений и воспринимает ведение тайн, изрекаемых в уши мысли. Великий Григорий, заимствуя слова [пророка] Аввакума, показывает это, говоря: «На стражи моей стану, и посмотрю», и узнаю, что «еже видети, что возглаголет во мне» (Авв. 2, I)⁴¹⁷. Под «стражей» пророк подразумевает трезвение ума и безмолвие мысли, в котором рождается вследствие [своей] предельной чистоты и неподдельности ведение неизреченных [тайн], и оно делается явным для души. Трезвение ума называется «стражей», поскольку оно убеждает душу ухаживать и заботиться о своих листьях⁴¹⁸, или частях, ибо когда помыслы души собираются вместе к ее уму, а ум, в свою очередь, не удаляется от сердца, но устремляется к нему, лелея попечение [о горнем] и ища Царства Божия, тогда таковое усердие и попечение становится стражем частей души, через самого себя соблюдающим достоинство главнейших добродетелей⁴¹⁹. Трезвение постигает страх Божий, порождает отдохновение от скорби, является повивальной бабкой при рождении [духовного] восхождения и экстасиса⁴²⁰. Ведь сам пророк изрекает: «И убояся сердце мое от гласа молитвы устен моих, и вниде трепет в кости моя, почию в день скорби моея, да взыду в люди пришельствия моего» (Авв. 3,16). И опять: «Господи, услышах слух Твой, и убояхося; Господи, разумех дела Твоя, и ужасохся» (Авв. 3,1–2)⁴²¹. Он говорит, что, слившись с самим собой и оказавшись в самом себе, а также отстранив от себя мысль о всем, что окрест меня, я узрел схватку сродного в [своей] душе⁴²²; увидел я и злоумышления и козни неразумных страстей против Божественных добродетелей, возвеличивание [различных видов] гордыни против ведения Божиего, сопротивление вражды миру, беснование возлюбившего порок безумия, свирепствующего на душу, притворное содействие [душе, подвизающейся] в добродетелях, порока, [скрывающегося] под личиной [добра]. И когда узнал я не проявляющееся явно уничтожение и коварное рассеивание сущности ума и всякое другое многообразное движение лукавых духов, тайно сплетаемое и незримо распространяемое, [чтобы опутать] разумную способность [духовного] различения, то «убояся сердце мое» и «вниде трепет в кости моя» (Авв. 3,16).

7. И это потому, что человек, молящийся устами и языком поющий псалмы, но в сердце своем сожительствующий с пороком, устами приближается к Богу, но сердцем далеко отстоит от Него⁴²³. Вследствие чего я был устрашен [своим] тайным общением с врагом, хотя и был предназначен стать общником Божиим, а поэтому приведена в смятение сила моя. Однако через хранение ума я был научен, что схождение Бога Слова к человеку произошло ради того, чтобы разумное [начало] души было освобождено от неразумного рабства страстей, а отнятая врагом власть вновь была дарована человеку, чтобы он, освободившись от многих скорбей и стяжав отдохновение, мог мужественно противостоять греху и в чистоте служить живому Богу. Поэтому через Вочеловечивание Бога Слова я восхожу к отрицанию плотского наслаждения и расторгаю узы сладострастия. Ведь если я, таинственным образом услышав о Божественном Вочеловечивании, устрашился вследствие невыносимой силы Божества, то, с другой стороны, постигнув [чудные] дела этого спасительного Домостроительства, исшел [из самого себя] вследствие беспредельного богатства Божественной Доброты.

Трезвение есть путь Божий и движение к Истине. Давид и Исаия научают этому: первый молясь о том, чтобы [Господь] руководил им на пути к этой Истине, а второй увещевая народ приготовить [такой путь. Ибо говорится]: «Настави мя, Господи, на путь Твой, и пойду во истине Твоей» (Пс. 85, 11) и «Глас вопиющего в пустыни: уготовайте путь Господень, правы сотворите стези Его» (Ис. 40, 3). Ведь если хранение сердца уготовано в уме, то силы души воспринимаются как идущие прямыми стезями Господа. Господь Бог наш – прям⁴²⁴, и «правоты виде лице Его» (Пс. 10, 7)⁴²⁵.

8. Трезвение есть дом Божий и супруг молитвы⁴²⁶. Как говорит Давид: «Вниду в дом Твой со всесожжением, воздам Тебе молитвы моя, яже изрекосте устне мои и глаголаша уста моя в скорби моей» (Пс. 65, 13–14). Душа входит в оплот ума, когда все ее помыслы целиком воспламеняются огнем божественной любви и когда густые испарения молитв, всесожигаемые божественною любовью на жертвеннике трезвения, возносятся к Богу. Поэтому пророк и просит, чтобы молитва его направлялась прямо [к Богу], как фимиам: «Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою» (Пс. 140, 2). Ведь как фимиам, приготовленный из многих видов благовоний, издает единое, [хотя и] смешанное благоухание, так и душа, запечатлевшись различными добродетелями, сосредотачивается в самой себе в единовидной мысли любви⁴²⁷. И подобно тому, как навык страстей рассеивает силы души на похоти мира сего, так и естество добродетелей собирает воедино эти силы к божественной любви, словно матерь своих чад. Фимиам, пребывая вне огня, издает очень мало благоухания, а брошенный на раскаленный уголь, он услаждает чувство стоящих рядом, поскольку благовоние посредством дыма достигает их обоняния. И душа, проводящая время вне божественной любви, не благоугождает Богу, но как только [ее] световидные помыслы приближаются к кадилу сердечного безмолвия, то душа сразу же воспламеняется огнем божественной любви – и тогда она вся целиком устремляется горе и воспаряет вверх, ибо когда она обитает в Боге посредством ведения, то удаляется от удовольствий здешней жизни, поскольку не имеет никакого пристрастия к [различным] видам чувств.