Шрифт:
Печально слыть среди толпы,
Недобрым порожденьем темноты.
Но разве, не во тьме зачались вы?
Но разве, не из тьмы все рождены?
Аашмеди
Глава 1
Священный молот Кукхулунна.
1. Унук
Стоя на плоской, глинобитной ступени гробницы, представитель единодержца в южных владениях разглядывал ночной город. Отсюда он был как на ладони. Глядя на унылый вид однообразных крыш, он мысленно перенесся туда, откуда надолго был оторван. Унук, со всем изобилием и великолепием храмов и дворцов, богатств и влиятельности местных вельмож, казался несравнимым с тем совершенством, которое отличало столицу Единодержия. Сейчас ему больше всего
Вздохнув, с сожалением отойдя от размышлений, наместник обернулся к слуге, копошащемуся у открытого отверстия и никак не решающегося спуститься вниз в суеверном страхе перед духами. Прикрикнув на дрожащего унукца, Азуф с раздражением отогнал его, и, ухватившись жилистыми руками за веревку, заглянул в гробницу, примечая место, где лежало завернутое тело; из-за опасения быть замеченными, огня не жгли, довольствуясь холодным отблеском луны. Быстро по-кошачьи, с умением водоноса, оказавшись внизу, сановник, вглядываясь в темноту, в ожидании пока глаза привыкнут, вспомнил, как медленно, не без его усилий, день ото дня чах молодой царевич, пока, наконец, не ушел в страну мертвых. Вспомнил, как ненарочито, как бы невзначай, пустил слух о том, что наследник будто бы был жестоко умерщвлен по приказу энси – своего родного дяди. Лицо посланника передернуло ухмылкой. Еще будучи, простым прислужником при кишском дворе, Азуф не раз представлял себя восседающим на великом престоле и отдающим приказы подданным. Да, он с его внешностью, вполне мог сойти за чудом спасшегося и нашедшегося сына прежнего владетеля, и претендовать на престол по праву престолонаследия. Азуф считал, что первые лица должны быть совершенными во всем: и умом и телом и красотой. Сам он был выше на голову и статнее всех этих изнеженных и рыхлых вельмож и царедворцев – возомнивших себя властелинами мира, не сделавших ничего выдающегося, зато только и кичащихся своим положением. Этим он напоминал прежнего владетеля тогда еще общинных земель. Уж, не за это ли, был отправлен государем в эту глушь? Ну, ничего, скоро и дворовая свора, учтиво улыбающаяся в лицо и злобно провожающая в спину, надоумившая на это господина, и сам господин, будут считать верхом чести лобызать ему ноги.
Хоть устранение взрослеющего наследника, имевшего все склонности, чтобы стать мудрым правителем и восстановить прежнюю мощь своего города, и становившегося оттого опасным, было тайным поручением самого единодержца, но наместник решил его здесь переиграть. Он пытался подговорить градоправителя начать собирать воинство из мужей Унука, и при поддержке Нима возглавить города против Единодержия, но царек был непреклонен и не собирался вступать в союз со своими врагами, несмотря на то, что их объединяла общая ненависть к самовластию Киша. Личные обиды с неприязнью пересиливали в нем даже кровное родство и поклонение общим богам, что уж говорить о его союзе с давним соперником Калама; а зная о заговоре, он был опасен для заговорщиков. Тогда-то, посланник и начал отсылать в Киш тайные поклепы на него, а заодно посредством жрецов порочить и без того нелюбимого в народе старца, обвиняя в убийстве царевича. Это и привело его сейчас на уступы царской гробницы, где перепуганный смертью отрока, энси велел тайно схоронить тело.
Живой царевич не был ему нужен, при первой возможности, тот бы попытался избавиться от иноземного соглядатая, а вот мертвый сослужит хорошую службу; ведь чернь не желает верить в случайные смерти любимцев или недругов ненавистных правителей. И вот теперь, когда представят народу тело усопшего, а жрецы в благоговении объявят вчерашнего ребенка мучеником, пострадавшим от козней единодержца, царьку придется смириться или умереть. И тогда, воодушевив и объединив войска всех городов юга, он направит эти полчища способные смести любую преграду, туда – на север, в сторону столицы Единодержия, свергнет стареющего правителя, и сможет назвать себя – богоизбранным единодержцем, и не только средоточия мира, но и всех земель обитаемого мира. Ибо никакая сила не способна устоять перед толпой слепо верящих во что-то людей, готовых не щадить ни себя ни других, ради того, во что они верят.
2. Суб-Йари. Набег
Окруженные войска Великого держателя мира, не оставляли попыток вырваться из неприятности в которую попали из-за самонадеянности царя и единодержца, и зная свое явное превосходство в силе, наказать мятежников. Военачальник северных войск был раздосадован на льстивых царедворцев, которые в угоду честолюбия единодержца, утверждали, что народ Йарима с нетерпеньем ждет, когда их земли вольются в братство средоточия мира, и с радостными объятьями встретит несокрушимые войска обитаемой земли. Да уж, ждут с нетерпеньем. Чтобы с наслаждением насадить брюхо защитников, на свои длинные копья. Здесь даже дети, едва научившиеся ходить, смотрят на тебя как хищник на добычу. Эти домашное вояки уверяли, что будет легко покорить разрозненное племя, но на деле оказалось не все так просто. Пока он гоняется за одними, другие успевают подчистить его тылы.
– Что за разорение вы тут устроили? – Ворчал Шешу, выражая недовольство подчинеными.
– Мы тут бойню устроили. – В ответе облаченного в дорогие доспехи угула – старшины колесничих Мес-Э, попустившего налет, слышалось уязвленное самолюбие. – Отбит йаримийский налет. Есть убитые… К прискорбию и воевода Хубаба.
– Убит?! Трусы, зачем вам ваше оружие, что убивают ваших саккалов?!
– Он как всегда рвался в бой впереди всех, вот и словил стрелу устами. Луки у них хорошие.
В отличие от убитого воеводы, заслужившего свое звание годами безупречной службы, предводитель колесничих, принадлежал к богатому и влиятельному роду, и по важности и значимости был едва ли не вровень с ним.
– И как это объяснить лугалю?!
– Только безумцы могут, так опрометчиво врываться с ничтожными силами в самую гущу врага. – С презрением к дикарям прошипел колесничий, чтоб как-то оправдаться.
– И это им легко удалось.
– Я не брался предугадывать мысли дураков.
– И даже не брался предугадывать их мысли о нападении, как я вижу.
– Кто устоит, перед несокрушимостью войск хозяев мира?
– Однако же, они изрядно помотали "хозяев мира" .
– Если б только, они сошлись с нами в открытом бою, как полагается, мы давно бы показали им их место.
– К нашему сожалению, в настоящих войнах никто не соблюдает правил.
Опечаленный потерей верного воеводы и старого соратника, Шешу тяжело вздохнув, вспомнил то время когда им с небольшими силами приходилось сдюживать, сдерживая не один десяток. Но все же радуясь благополучному исходу, он тут же встряхнулся, чтоб не уподобиться старику, чей удел воспоминания о прошлых подвигах.
– Ладно, скажем, что воевода пал как урса, спасая многие жизни от тысячи дикарей. Лугаль любит такие россказни.
– Ну, для того повод есть. Своего трупья они нам оставили, а кто-то и живьем попался. – Хвастливо подметил колесничий, видно ставя это себе в заслугу.
– Пленные это хорошо, не к чему будет цепляться Совету.
– Лишь один из них на что-то годен, остальные так – мусор. Ребята их допросили с пристрастием, да и повесили. Толку от них все равно не добъешься. Так что боюсь, предъявить Совету особо и нечего.
– Сюда бы, всех этих обожравшихся лизоблюдов. Глянул бы я на их свиные рыла, когда б варварские щенки, двинулись на них со своими топорами. – В сердцах выругался лушар.
– О, да! Представляю, как дрожали бы их жирные задницы, заслышь они лишь их угрожающий лепет.
– Похоже дела у них не ладны, раз на такое решились – хмыкнул военачальник со злорадством. – Что ж, нам это только на руку, затяжной войны нам не выдержать, да и не простят…. Что там у них происходит?
– Узнать немудренно. У нас есть пленный.
– Боюсь, если он даже знает, вряд ли, что-нибудь расскажет. У скудного разумом, страх перед богами сильнее страха смерти.
– Так должно быть. Без страха, нет порядка.