Ассасин
Шрифт:
Говоривший широко развел руками, словно пытаясь оправдаться за свое бессовестное опоздание.
– Ничего не изменилось, - в тон ему ответил я.
– Чертовски рад видеть тебя, Чума.
Приятель крепко обнял меня, похлопав по спине:
– Ну, что встал? Поехали.
Я кивнул, падая на пассажирское сиденье машины:
– Ну рассказывай, что нового в городе?
– Все, брат, - ответил Чума, выезжая на шоссе.
– Прямо-таки все?
– удивленно переспросил я, поворачиваясь к приятелю.
– Ты не узнаешь этот город. Сколько тебя здесь не было? Три года?
– Четыре, - поправил я, откинувшись на спинку сиденья.
– Да, быстро летит время. Чем занимался в ссылке?
– Работал в игровой компании.
Чума аж присвистнул:
– Неплохо. И играл, поди, вечерами?
– Не играл, а анализировал рынок, - с напускной строгостью поправил я товарища.
– Отличное оправдание задротства, - усмехнулся Чума.
– Ты насовсем обратно? Или так, погостить?
– Посмотрим, - уклонился я от ответа.
– Сам-то как?
– Как в сказке. Тачку вот прикупил, в новую квартиру въехал. Жизнь бьет ключом.
– Она всегда была такой. Порой этот ключ бил чересчур активно. Чем занимаешься?
– Да все как обычно. То тем, то этим. Всем понемногу. Движение - жизнь. Ты же не забыл это золотое правило?
Я опустил стекло и уставился на городской пейзаж:
– Иногда это движение приводит к тому, что приходится бежать из города.
– Твоя правда, - согласился со мной товарищ.
– Всякое в жизни бывает.
Я замолчал, глядя в окно. За то время, пока я отсутствовал, город и вправду очень изменился. Куда ни посмотри - везде высились серые свечки новостроек. В вечернем полумраке мерцала огнями неоновая реклама. У тротуаров ярко горели фонари, освещая дорогу многочисленным людям, которые торопились по своим делам.
– Раньше здесь все было иначе, - протянул я.
– Жизнь меняется, брат, - обернувшись ко мне, ответил Чума.
– И мы не стоим на месте, - закончил я фразу.
– В точку.
На том разговор и оборвался. Я вновь уставился в окно, а Чума врубил магнитолу.
– А музыка остаётся все та же, - заметил я, по первым же аккордам узнав знакомую до боли песню:
“Мы приветствуем всех, кто способен на бунт
И завидуем тем, кто всю жизнь копил силы”.
– Нас совсем не волнуют те, кто нас не поймут, - подхватив, хрипло завыли мы с Чумой.
– Панк - это дерзость и молодость мира!
Под неумирающую классику FPG Чума и привез нас к одному из множества кабаков в центре города.
– "Тортуга", - протянул я, рассматривая вывеску.
– Пиво тут по-прежнему такое же вкусное?
– О да, - весело ответил Чума, паркуя машину прямо напротив заведения.
– Даже не так. Пиво с тех времен стало еще вкуснее. А официантки - только симпатичнее. Ну? Что встал? Идём, и скоро ты сам все увидишь. Нас ждет ледяной алкоголь.
***
Вечера в "Тортуге" никогда не отличались оригинальностью. Мы не стали изменять своим привычкам и в этот раз.
Открыть глаза получилось не сразу. Я был ещё пьян, но похмелье уже постепенно накатывало на меня тяжелым колотуном. Хотелось урвать хотя бы пару часов беспокойного сна. Но это не выходило.
Виной всему был организм, отчаянно протестовавший против той дозы этанола, которую мы употребили вчера на пару с Чумой. Не сказать бы, что этот вечер исключение. Скорее, это был некий особенный стиль наших попоек. Начиная пить, мы вливали спиртное будто не в себя, словно собирались поставить личный рекорд по употреблению этанола. И, как следствие, нажирались мы обычно до абсолютно свинского состояния. Сопутствовали этому “перекидывания” и прескверные истории, в которые мы, одержимые синим духом, попадали, впадая в пьяный угар. Поэтому утренние состояния после встреч с братом - это, скорее, обыденность.
Мне было дурно. Потолок раскачивался, словно в дикой пляске, а во рту был мерзкий привкус. Глотка пересохла, и у меня было стойкое ощущение, будто она растрескалась как земля в пустыне. Голову словно стянули обручем, а все тело покрывал липкий пот. Я попытался было пошевелиться, но вышло это у меня с превеликим трудом, сразу же поплатившись за свою дерзкую выходку резким всполохом боли. На миг мне показалось, что в голове взорвалась бомба, а мир на секунду вспыхнул фонтаном разноцветных искр.
Кто-то глубоко вздохнул и завозился, устраиваясь поудобнее. Я скосил глаза. Рядом со мной спала, подложив руку под голову, какая-то девушка. И как я не силился вспомнить, откуда она взялась в моей кровати, выходило это у меня крайне паскудно. Воспоминания словно затянуло туманом, непроглядно черным и густым. Я даже не помнил как её зовут. Хотя не исключён и тот факт, что имени я не знал совсем.
Я с трудом поднялся с кровати, и пошатываясь, и шаркая ногами как зомби, заковылял на кухню. И здесь тайна гостьи была частично раскрыта.
Во-первых, на полу валялась изорванная в клочья тельняшка с черными полосками. А посередине стола лежала шляпа-треуголка. В таком прикиде обычно ходят официантки "Тортуги". А во-вторых, у стола сидела, сжав в ладонях кружку с черным, как чернила, кофе, еще одна гостья, одетая точно в такую же тельняшку. А больше из одежды на ней не было ничего. Заметив меня, девочка смущенно зарделась и кивнула мне:
– Как самочувствие?
– участливо поинтересовалась она.
– Отлично, - с трудом разлепив слипшиеся пересохшие губы, прохрипел я, проходя мимо. И взмахнул руками, поскользнувшись на скользкой плитке. Лишь в последнюю секунду я успел ухватиться за дверной косяк, что позволило сохранить равновесие и остаться на ногах. Завидев мою вытянувшуюся от удивления рожу, большие глаза, и как я машу руками, девушка захихикала: