Ассегай
Шрифт:
— Выстрели в него еще раз! — крикнул Леон, и тут ноги у американца подкосились, и он поспешно, чтобы не упасть, опустился на землю. Леон, подбежав, остановился возле льва и в упор выстрелил ему в сердце. Потом повернулся к Кермиту, который сидел, опустив голову на колени. — Ты в порядке, дружище?
Американец медленно поднял голову и уставился на него, как на чужака. Леон сел рядом и обнял его за плечи.
— Ничего, это пройдет. Ты молодец. Выдержал до конца. Не побежал. Не дрогнул. Настоящий герой. Отец гордился бы тобой.
Глаза
— Ты действительно так думаешь?
Голос его прозвучал почти незнакомо.
— Ну конечно, — ни секунды не колеблясь, ответил Леон.
— Ты ведь не стрелял, нет? — спросил Кермит, отдуваясь, как бегун после тяжелой дистанции.
— Не успел. Ты сам его убил, без моей помощи.
Некоторое время Кермит молча смотрел на лежащего перед ним великолепного зверя. Леон стоял рядом. А вот Маниоро и Лойкот задвигались по кругу, подпрыгивая, вскидывая высоко колени.
— Ребята собираются исполнить танец в твою честь, — объяснил Леон.
Первым запел Маниоро:
Мы — молодые львы. От нашего рыка дрожит земля. Наши копья — наши клыки. Наши копья — наши когти…После каждой строчки масаи подпрыгивали — высоко и легко, как взлетающие птицы, и тогда к Маниоро присоединялся Лойкот. Когда песня закончилась, они подошли к мертвому льву, обмакнули пальцы в его кровь и вернулись к Кермиту. Маниоро, наклонившись, провел американцу пальцем по лбу.
Ты — масаи Ты — морани Ты — воин-лев Ты — мой брат…Он отступил, и его место занял Лойкот, который оставил на щеках Кермита две кровавые полосы.
Ты — масаи Ты — морани Ты — воин-лев Ты — мой брат…Опустившись перед охотником на корточки, они ритмично прихлопывали в ладоши, снова и снова повторяя эти слова.
— Теперь ты масаи и их кровный брат. Выше чести не бывает. Ты должен ответить.
— Вы тоже мои братья, — сказал Кермит. — И когда нас разделит большая вода, я буду помнить о вас. Я никогда вас не забуду.
Леон перевел его слова масаи, и те довольно закивали.
Кермит поднялся наконец, шагнул к льву и, словно перед святилищем, опустился на колени. Лицо его лучилось. С минуту он рассматривал огромную голову зверя. Грива начиналась в двух дюймах над непроницаемыми желтоватыми глазами, уходила назад густыми черными волнами, спускалась по шее к массивным плечам и заканчивалась примерно на середине широкой спины.
— Оставь
Солнце уже село, когда Кермит подошел к костру, у которого сидел Леон. Ишмаэль соорудил из поленьев что-то вроде двух табуреток и стола, на который поставил две кружки и бутылку. Американец с любопытством посмотрел на нее.
— Виски «Буннахабхейн», — пояснил Леон. — Тридцать лет выдержки. Выпросил у Перси. На случай если нужно будет что-то отпраздновать. Жаль, он отдал только половину. Сказал, что для таких, как ты, оно слишком хорошо.
Он разлил виски по кружкам, протянул одну Кермиту.
— У меня странное ощущение.
— Понимаю. Сегодня было твое крещение огнем.
— Да! — кивнул американец. — Да. Верно. В этом было что-то мистическое, почти религиозное. Со мной случилось нечто необычное и удивительное. Я чувствую себя другим человеком… не таким, каким был, а лучше… Я… — Он замялся, подыскивая подходящее слово. — Я как будто заново родился. Тот, прежний «я» был боязлив и неуверен в себе. Этот никого и ничего не боится. Теперь я знаю, что могу выставлять миру свои условия.
— Понимаю, — снова кивнул Леон. — Обряд перехода.
— С тобой тоже такое случалось?
Леон отвернулся. Перед глазами встала врезавшаяся в память картина: бледные обнаженные тела на высушенной солнцем земле. В ушах снова засвистели стрелы нанди, спина напряглась под тяжестью раненого Маниоро.
— Да, но… у меня было по-другому.
— Расскажи.
Леон покачал головой.
— О таких вещах много говорить не стоит. Слова лишь принижают их значение.
— Конечно. Это нечто очень личное.
— Вот именно. — Леон поднял кружку. — Не нужно стараться облечь все в слова. Достаточно того, что мы понимаем это сердцем. Масаи называют людей, разделяющих общую истину, братьями по крови воинов.
Выпили. Помолчали.
— Я сегодня, наверно, не усну, — сказал Кермит.
— Я посижу с тобой.
Молчание не мешало, но через какое-то время они стали вспоминать подробности, обмениваться впечатлениями об охоте: как прозвучал первый рык, какого роста был лев, как быстро он бежал. Уровень виски в бутылке понемножку опускался.
Незадолго до полуночи из темноты донесся стук копыт и голоса. Говорили на английском. Кермит привстал.
— Кого там еще черти принесли?
— Есть у меня одна догадка, — усмехнулся Леон, поворачиваясь к вступившему в круг света мужчине в бриджах для верховой езды и широкополой шляпе.
— Добрый вечер, мистер Рузвельт, мистер Кортни. Я тут проезжал мимо и подумал, почему бы не заехать…
— Мистер Эндрю Фэган. Надеюсь, вы не станете возражать, если я назову вас лжецом. Вы преследуете нас уже две недели. Днем и ночью. Мои следопыты постоянно натыкаются на ваши следы.