Ассегай
Шрифт:
— О'кей, босс.
Кермит нервно усмехнулся. Глаза у него уже горели, а когда он потянулся за винтовкой, Леон заметил, что руки у американца дрожат. Оставалось только надеяться, что в оставшиеся секунды он сумеет справиться с волнением.
Охотники спешились.
— Проверь оружие. Чтобы пуля была в стволе.
Кермит беспрекословно повиновался, и Леон с удовлетворением отметил, что дрожь прошла. Жестом показав Маниоро, чтобы тот занял позицию позади них, он первым сделал шаг по опаленной стерне. До приманки оставалось добрых двести пятьдесят ярдов, когда лев выступил
— Не смотри на него, — шепотом предупредил Леон. — Иди и не останавливайся. Только, ради Бога, не смотри. Нам нужно подойти поближе. Как можно ближе.
Они прошли еще ярдов сто, когда лев снова зарычал, потом поднял голову и оглянулся.
Вот черт! Только не это! Судя по всему, хищник занервничал, и Леон понял: этот защищать добычу не станет — предпочтет отступить.
Лев снова посмотрел на охотников и зарычал в третий раз, но как-то неуверенно, без той ярости, от которой мурашки разбегались по спине и холодело внутри. Потом вдруг повернулся и потрусил через просеку к спасительной чаще.
— Уходит! — крикнул Кермит и, сделав три быстрых шага, остановился и вскинул винтовку.
— Нет! — Леон поднял руку. Расстояние было слишком большое, а лев передвигался отнюдь не шагом. — Не стреляй!
Он бросился к Кермиту, но выстрел раздался раньше. Ствол подпрыгнул. Леон увидел, как дрогнула от удара лоснящаяся кожа на спине зверя — будто гладь тихого глубокого пруда, в который бросили камень. Пуля вошла в бок за последним ребром.
— В живот! — простонал Леон. — Слишком далеко.
Лев заворчал и прибавил ходу. Пока Леон поднимал ружье, хищник почти достиг кустов. На прицельный выстрел с такого расстояния рассчитывать не приходилось, но ничего другого Леону не оставалось. Если зверь ранен, охотник обязан по меньшей мере попытаться прикончить его, даже без особых шансов на успех. Выстрелив из левого ствола, он увидел, что пуля пошла слишком низко и взбила пыль под грудью животного. Треск второго выстрела смешался с эхом первого. Результата Леон не увидел — лев скрылся в чаще. Он бросил взгляд на Маниоро — масаи коснулся пальцами левой ноги.
— Попал в заднюю лапу, — сердито проворчал Леон. — Толку мало. Такая рана его не задержит. — Он достал стреляные гильзы и перезарядил ружье. — И не стой с пустой винтовкой — ты сюда не видами любоваться явился. Перезаряди!
— Извини. — Кермит стыдливо отвел глаза. — Мне очень жаль.
— Мне тоже.
— Он уходил! — попытался оправдаться американец.
— Вот и ушел, только с твоей пулей в брюхе. — Леон жестом подозвал Маниоро, и они, присев на корточки, негромко о чем-то заговорили. Потом Маниоро вернулся к Лойкоту, и оба масаи достали кисеты с нюхательным табаком. Леон сидел на земле, положив на колени «холланд». Кермит стоял в сторонке, беспокойно поглядывая
— Что будем делать? — спросил наконец американец.
— Ждать.
— Ждать чего?
— Пока кровь свернется. Пока раны закроются.
— А потом?
— А потом мы с Маниоро пойдем и пристрелим его.
— Я пойду с вами.
— Никуда ты с нами не пойдешь. Хватит, повеселился.
— Но это опасно! Он может напасть на вас.
— Не исключено, — невесело усмехнулся Леон.
— Дай мне еще один шанс, — жалобно попросил Кермит.
Леон отложил ружье и, повернувшись, посмотрел американцу в глаза — холодно и жестко.
— А надо? Почему?
— Потому что там, в кустах, мучается и умирает красивый, сильный зверь. И виноват в этом я. И я обязан — перед Богом, этим львом и собственной человеческой честью — пойти туда и прекратить его страдания.
Понимаешь?
— Да, — кивнул Леон, и лицо его смягчилось. — Я хорошо тебя понимаю. И решение твое одобряю. Пойдем вместе, и я почту за честь быть рядом с тобой.
Он хотел сказать что-то еще, взглянул в сторону кустов, и лицо перекосилось от ужаса.
— Что еще за игры? — Леон вскочил. — О чем он думает, этот идиот?
Эндрю Фэган неторопливо ехал вдоль кустов кусака-сака. Ехал к тому самому месту, где укрылся раненый лев. Леон бросился наперерез.
— Назад, придурок! Назад! — заревел он. Репортер не повернул головы. И не остановился. Каждый шаг приближал его к смертельной опасности. Леон мчался изо всех сил и уже не кричал, приберегая дыхание к тому ужасному моменту, который, он это знал, неотвратимо надвигался. Американец наконец оглянулся. — Фэган, идиот! Убирайся оттуда!
Журналист, наверно, услышал что-то, но, похоже, ничего не понял и, бодро помахав плеткой, поехал дальше.
— Назад! Сейчас же назад! — заорал, срывая голос, Леон.
На сей раз Фэган расслышал и, остановив лошадь, повернулся к охотнику. Улыбка поблекла и растворилась. И в это миг из кустов кусака-сака вырвался, рыча от ярости, лев. Желтые глаза его горели, шерсть на загривке встала дыбом.
Лошадь заржала, закинула голову и вздыбилась. Нога у Фэгана выскочила из стремени, и журналист, чтобы не упасть, обхватил животное за шею. На короткой дистанции лев был быстрее лошади с всадником и легко их догнал. Последние несколько ярдов зверь преодолел в прыжке — длинные желтые лапы упали на круп несчастного животного, когти глубоко впились в плоть.
Взвившись от боли, лошадь попыталась вырваться и отчаянно взбрыкнула. Фэган вывалился из седла и грохнулся, как сброшенный с подводы мешок с углем, но нога зацепилась за стремя, и его поволокло по земле за обезумевшей кобылой и едва ли не под задними лапами вцепившегося в нее хищника. Копыта мелькали в дюймах от головы американца. Перебитая задняя лапа не позволяла льву как следует опереться, чтобы свалить лошадь. Взбитая копытами и лапами пыль крутилась в воздухе, мешая разглядеть происходящее, и Леон не решался стрелять из опасения попасть в репортера. Наконец кожаный ремень лопнул, не выдержав напряжения, и Фэган покатился по траве.