Ассегай
Шрифт:
— Я думал, львы не питаются падалью, — заметил Кермит.
— Не верь всему, что говорят. Львы так же ленивы, как домашние кошки. Жрут все, что им дают, и запашок нисколько их не смущает. На охоту они идут в крайнем случае, когда ничего другого не остается.
Через два часа после полуночи старый лев умолк. Ночь притихла.
— Теперь и он нашел приманку, — заметил Маниоро. — Завтра возьмем обоих.
— Сколько львов мне разрешается по лицензии? — спросил Кермит.
— Хватит даже тебе. В Британской Восточной Африке львы считаются хищниками. Стреляй сколько
— Отлично! Я хочу этих двух. Хочу отвезти домой и показать отцу.
— Я хочу того же, — согласился Леон.
На следующее утро, едва рассвело, они двинулись по знакомому маршруту вдоль цепочки приманок. Оделись потеплее — солнце еще не взошло, а воздух был прохладен и благоухал, как отличное шабли.
Первые три приманки остались нетронутыми, хотя на верхушках деревьев уже сидели, нахохлившись, хмурые, угрюмые и печальные, как гробовщики, стервятники. Ярдов за четыреста до четвертой приманки Леон остановился и достал бинокль.
Через минуту Кермит занервничал.
— Что ты там рассматриваешь, приятель? Ветки на месте, там никого нет.
— Ошибаешься, — негромко возразил Леон.
— То есть как? — мгновенно оживился американец.
— Там кое-кто есть. Точнее, большой лев.
— Не может быть. Я никого не вижу.
— Вот. — Леон протянул ему бинокль. — Посмотри сам.
С минуту Кермит только смотрел да подстраивал резкость.
— Все равно ничего не вижу, — сказал он наконец.
— Смотри туда, где ветки сдвинуты. В просвете виден полосатый бок зебры…
— Да, вижу.
— А теперь чуть-чуть выше. Видишь за ней два темных пятнышка?
— Да, но это же не лев.
— Это кончики его ушей. Лев лежит за зеброй и смотрит на нас.
— Господи! Ты прав! Ухо дернулось! — воскликнул Кермит. — Это который, молодой или старый?
Леон переговорил коротко с Маниоро. Лойкот, мнения которого не спросили, высказал его сам. Наконец Леон снова повернулся к Кермиту:
— Вдохни поглубже, дружок, у меня хорошие новости. Лев очень большой. Маниоро назвал его львом львов.
— Что будем делать? Загоним верхом?
— Нет, пойдем пешими.
Леон соскочил с седла и, достав из чехла «холланд», перезарядил ружье. Кермит последовал его примеру, проделав то же самое с «энфилдом». Саисы отвели в сторонку лошадей, сложили меха с водой и ненадолго присели, а потом, взбодрившись понюшкой табаку, вскочили и принялись прыгать и скакать, потрясая копьями, пронзая воздух длинными начищенными остриями и кровожадно посапывая — настраиваясь на схватку.
Наконец все было готово, и Леон дал американцу последние наставления.
— Пойдешь впереди. Я буду у тебя за спиной, в трех шагах, чтобы не мешать. Идешь медленно, ровно, но не прямо, а так, словно собираешься пройти шагах в двадцати справа от него. На него не смотри — смотри под ноги. Будешь смотреть на него — спугнешь, и тогда он или убежит, или преждевременно нападет на тебя. Когда останется шагов пятьдесят, он зарычит. Это предупреждение. Начнет бить хвостом. Не останавливайся и не торопись. Продолжай идти, как шел. Шагов за тридцать он поднимется и повернется
— А ты стрелять не будешь?
— Нет, не буду. Разве что он начнет тебя грызть. Ну, приятель, все. Вперед!
Двинулись редким строем: впереди Кермит, за ним с отставанием на несколько шагов Леон, еще дальше два масаи — плечом к плечу, с ассегаями на изготовку.
— Отлично, — подбадривал американца Леон. — Так и держись. У тебя отлично получается.
Еще шагов пятьдесят — лев поднял голову на пару дюймов. Теперь холмик его головы ясно выступал над телом зебры. Зверь угрожающе распушил гриву, густую и черную, как ад. Кермит дрогнул и сбился на полушаге.
— Спокойно. Держись. Не останавливайся, — предупредил Леон.
Теперь они видели под косматой шапкой глаза зверя — желтоватые, холодные, безжалостные. Еще десять шагов — и лев зарычал. Звук был низкий, глубокий, грозный, как далекий раскат летнего грома. Кермит остановился, повернулся к хищнику и начал медленно поднимать винтовку. Взгляды человека и льва встретились.
— Осторожно! Сейчас пойдет! — предупредил Леон, но зверь уже бросился к охотнику, пыхтя как разгоняющийся локомотив.
Черная грива поднялась, хвост метался из стороны в сторону. Лев был огромен и страшен и становился еще огромнее и страшнее с каждым прыжком, сокращавшим разделяющее их расстояние.
— Стреляй!
Крик Леона заглушил сухой треск винтовки. Посланная в спешке пуля прошла над спиной зверя и взбила облачко пыли в двух сотнях ярдов позади него. Кермит быстро перезарядил, но и вторая пуля не попала в цель, впившись в землю между передними лапами льва. Желтое, с черным, пятно летело на них, сопя от ярости, взрывая пыль и хлеща хвостом воздух.
Господи! Он его сметет!
Леон вскинул «холланд», сведя все свои силы, физические и ментальные, в одну точку на громадной голове с разинутой пастью и распушенной гривой. Палец сам лег на первый спусковой крючок. Но за мгновение до того, как несущееся на скорости сорок миль в час плотное, мускулистое тело весом в пять с половиной сотен фунтов ударило Кермита в грудь, американец выстрелил в третий раз.
Дуло «ли-энфилда» чуть ли не касалось блестящей черной кнопки на носу льва. Попав именно сюда, над верхней губой, пуля ввинтилась в мозг. Желто-коричневое тело моментально обмякло, сдулось, словно превратившись в подобие набитого мякиной мешка. В последний момент охотник прыгнул в сторону, и лев рухнул на пустое место. Кермит застыл над зверем, сжимая дрожащими руками винтовку и силясь выдавить что-то из себя. Со лба его падал пот.