Ассенизаторы. Возмездие
Шрифт:
Все думал, как нам перейти на «ты», а тут так удачно все вышло — само собой!
— Ты же сам дал мне телефон дежурной части. Я всю ночь не спала, думала о тебе… Почему-то вбила себе в голову, что ты собирался меня вчера встретить с работы, а ты не пришел… Еле дождалась утра, позвонила в СОБР. Мне дежурный сначала ничего не хотел говорить, но потом трубку взял какой-то Великанов…
— Гном, братишка… — прошептал я.
— Сначала долго выспрашивал, кто тобой интересуется, — не обратила на мой шепот внимания Марина. — А потом рассказал,
— Я бы обязательно пришел, золотая моя, но обстоятельства…
— Ты же мог погибнуть… Я бы этого не перенесла… Только обрести тебя и сразу потерять…
В голове вновь все перемешалось. Я многое хотел сказать, но правильные слова куда-то моментально испарились, превратившись в театральный монолог.
— Мариночка, милая моя! Такова судьба любого настоящего мужчины — самостоятельно принимать решения и полностью отвечать за них… Я просто не мог допустить, чтобы кто-то там пострадал. Подумал, а вдруг бы там могла оказаться ты? — немного помолчал, собираясь с мыслями. — После вчерашнего корил себя за поведение в твоем кабинете. Я обязан был все понять правильно и держать себя в руках. Я думал о тебе… Чувства сильней меня… Боялся, что мог стать тебе после вчерашнего неприятен…
— Ну что ты, мой хороший? Как ты вообще мог себе такое представить?.. Ведь я же люблю тебя!.. Только тебя, и никого больше…
На душе легко, счастье распирает грудь. Хочется все время целовать и целовать ЕЕ, лаская, обнимать… Но надо все-таки до конца прояснить ситуацию:
— Мариночка! Солнышко мое! Я хочу сказать тебе только одно. Хочу, чтобы между нами не было недомолвок…
— Говори, любимый!..
— Мариночка!.. — Как это, оказывается, тяжело. — Я любил… свою жену… И сына… Да и сейчас люблю…
Спазм перехватил горло. Что-то совсем ты расклеился, боец…
— Когда вернулся из Чечни и узнал… Жить не хотелось… Не знаю, как перетерпел, снова человеком стал… прежним… Нет, не прежним… прежним уже не стать… никогда… здравомыслящим…
Точнее, знаю, но о трупах уродов я тебе, милая, рассказывать не буду. Месть то была. Святая. О ней тебе лучше не знать… для твоего же блага.
— Парни из отряда помогли… Друзья настоящие… Думал о своих родных часто… Можно сказать, звал… И знаешь, сегодня ночью пришло в ответ… Не только от моих, но и всех наших, погибших… Они там, в раю… хотят нам только добра… и счастья…
У Марины на глазах вновь блеснули слезы. Голос окончательно сел, но я все-таки договорил самое сокровенное. Главное:
— Они хотят… чтобы мы тоже были счастливы здесь…
С нежностью и состраданием смотрели на меня глаза Марины… моей Марины…
— Спасибо, родной, что сказал мне… это… Я тоже буду всех их любить… и помнить…
Деликатно постучав, вошла Клавдия Ивановна, держа в руках красивую вазу, наполненную водой.
— У зав. отделением взяла, — как бы оправдываясь, сообщила она. — Такая красота, да еще подаренная такой замечательной девушкой, — подмигнула мне медсестра, — не должна стоять в банке!
— Огромное вам спасибо, тетя Клава! — поблагодарил я.
— Да, действительно! Большое спасибо! — зардевшись от комплимента, вторя мне, сказала Марина.
— Обедать будешь, герой? Сейчас принесу.
— Спасибо, тетя Клава, не хочется!
— Ну, да! Понимаю! Я бы на твоем месте тоже не хотела. Хорошо. Скажу, чтобы оставили, потом подогреем.
— Это еще что тут такое? — вошел в палату представительный мужчина в белом халате. — Клавдия Ивановна, почему в неурочное время посетители?
— Да ладно вам, Владимир Генрихович! — махнула на него тетя Клава. — Невеста к герою пришла. Дело молодое! Себя-то вспомните в их возрасте! И вообще, девушка из прокуратуры.
— Ну, я и вижу — так допрашивает, что у него все лицо в помаде, — улыбнувшись, сменил гнев на милость врач. — Ладно, как самочувствие, герой?
— Хоть сейчас на выписку, Владимир Генрихович! — попытался привстать, слегка поморщившись от боли.
— Ну-ну! Вижу. Лежи! Я бы на твоем месте, наверно, тоже так говорил, — врач потеребил губу. — Кстати, там тебя журналист домогается из газеты. Я, пожалуй, его отправлю… далече. Скажу, что ты пока не в состоянии беседовать. Или пустить? — хитро улыбнулся он.
— Не надо! — ответили мы с Мариной хором.
— Вот и я думаю, что ни к чему, — сказал доктор, собираясь выходить из палаты.
— Владимир Генрихович! — остановила его Клавдия Ивановна, хитро мне подмигнув. — Выпишите, пожалуйста, постоянный пропуск девушке. Она же, как мне кажется, не последний раз пришла. Возьмут, да завтра не пустят, меня же не будет.
— Хорошо, Клавдия Ивановна. Раз уж именно вы об этом просите, — и добавил, обратившись к Марине: — Когда будете уходить, зайдите ко мне.
— Кто это, тетя Клава? — спросил я, когда врач вышел.
— Заведующий нашим отделением, — ответила она. — Не так давно назначен. Он тут — царь и бог в одном лице.
— Большое вам спасибо, тетя Клава! — с чувством поблагодарила Марина.
— Да не за что, милая! Нешто я не понимаю? Да ты и так прорвешься, как мне кажется, и без пропуска.
Оставшись одни, мы еще долго разговаривали, целовались…
— Колючий ты какой, — вновь констатировала Марина, проведя по моей щеке теплой ладошкой.
И действительно, я же сегодня не брился — нечем. Да и не вставал…
— Я исправлюсь, — пообещал я. — Вот прямо сейчас и начну, — достал из коробки принесенный ребятами телефон: — Алло! Серега?
— А кто же еще? — раздался голос друга.
— Ты ко мне еще не ездил?
— Нет, только что встал. Сейчас сгоняю! Сразу все и привезу.
— Захвати, пожалуйста, еще бритву с пеной. И сигарет купи…
— Не надо сигарет! — вмешалась вдруг Марина. — Не люблю, когда пахнет, как от пепельницы.