Ассирийское наследство
Шрифт:
Напоследок подержал колье в руках, повернул разными сторонами к свету, пуская яркие искры. Бриллианты высверкивали чистым сиянием. С сожалением опустил колье обратно в мешочек, затянул шнурок, подал гостю. Тот осторожно взял мешочек рукой в желтой кожаной перчатке.
Кузьмич посмотрел на эту перчатку настороженно: что это он — отпечатки пальцев оставить боится? Брезгует, что грязно у старика в квартире, или...
На всякий случай скупщик незаметно вытащил из ящика «вальтер», сжал под столом в левой руке. Гость медлил, неторопливо расстегивая замки
— Ну что, — угодливо усмехаясь, поинтересовался Кузьмич, — поймали Маркиза-то?
Молодой человек поднял на старика удивленные глаза.
— Нас с вами это, кажется, не должно интересовать.
В переводе на человеческий — куда, блин, нос суешь, не твоего ума дело!
— Да нет, я так только, — промямлил Кузьмич, — поинтересовался...
Гость открыл наконец чемоданчик, осторожно спрятал в него мешочек с колье, поднял на старика серые спокойные глаза, проговорил:
— Анатолий Иванович просил меня поблагодарить вас за то, что вы так быстро нашли и вернули его вещь.
«Поблагодарить, — подумал старик, — небось с Лейбовича все деньги содрал! И получается, что колье ему досталось совершенно даром! Неплохо устроился господин Зарудный! За моральный ущерб — двадцать тысяч баксов получил! А мне хоть бы что-нибудь отстегнул за хлопоты!» — но вслух сказал совсем другое:
— Всегда рад хорошему человеку услужить. Передайте ему...
Что он хотел передать Зарудному, осталось неизвестным, потому что его молодой гость спокойным и быстрым движением достал из кейса маленький голубой баллончик и выпустил в лицо скупщика струю густого серебристого тумана.
Кузьмич закашлялся, хотел было выстрелить из-под стола, да руки не слушались, и все стало как-то безразлично. Он сомлел, откинувшись на спинку стула. Нижняя челюсть свесилась на грудь, по подбородку протянулась ниточка слюны. Молодой гость неторопливо отставил «дипломат», достал пластмассовую коробочку с заранее подготовленным шприцем, осторожно поднял безвольно повисшую руку старика и, отвернув манжет, сделал укол.
Тело Кузьмича передернула короткая судорога, и он опять затих — на этот раз навеки. Гость наклонился над ним, на всякий случай проверил пульс, хотя понимал, что это лишнее. Достал из кармана старушечьей кофты связку ключей. Поднял свой «дипломат», спрятал в него использованный шприц.
Внимательно огляделся по сторонам — не оставил ли чего ненароком. В коридоре ему снова попался под ноги кот, но, кажется, уже другой. Сейчас, не сдерживая своей неприязни, гость сильным ударом ноги отшвырнул кота, поморщился на царящий в квартире беспорядок. Таких, как этот Кузьмич, следовало уничтожать просто из гигиенических соображений, как уничтожают переносчиков болезнетворных микробов, но его устранили не за это. Просто бизнес.
Гость вышел из квартиры, запер бронированную дверь и выбросил ключи в мусоропровод. Взглянул на часы — было четверть одиннадцатого. Вся операция заняла пятнадцать минут.
Макс негромко кашлянул, чтобы привлечь внимание барона.
У
Услышав кашель, барон поднял удивленные глаза и воскликнул:
— О, дорогой мой, вы уже здесь? А я увлекся и ничего не вижу... Взгляните, какая прелесть!
Макс подошел к столу, взял лупу и уставился на золотой кругляшок. Профиль надменного старика в венке, по кругу — надпись: «Веспасиан принцепс».
Ничего особенного. Вежливо улыбнулся, посмотрел на барона. Тот, видимо, ожидал восторгов.
— Очень мило. — На большее Макс не был способен.
— Вся прелесть этой монеты, — обиженным и одновременно менторским тоном начал барон свою очередную лекцию, — в том, что буква "Е" в имени императора несколько повернута. Эта-то не правильность и делает монету уникальной. Не правильности придают разнообразие жизни, мелкие врожденные особенности создают своеобразие человеческой внешности и даже человеческого характера. Вот вы, например, — рыжий, и это делает вас своеобразным...
«А вы — зануда и болтун, но это не добавляет вам обаяния», — подумал Макс, но развивать эту мысль не стал: барон хорошо платил и за это вполне можно было потерпеть его болтовню.
— Что ж, это не имеет отношения к нашему сегодняшнему разговору. — Как будто прочтя мысли Макса, барон убрал монету в футляр и откинулся на спинку кресла. — Вы знаете, дорогой мой, я посылаю часть своей коллекции в Россию. Выставка будет проходить в петербургском Эрмитаже. Конечно, я дополнительно застраховал коллекцию на время поездки — Россия считается у страховщиков зоной повышенного риска, и полис обошелся в копеечку.
Но тем не менее я хочу, чтобы вы сопровождали эти вещи. Я очень верю, дорогой мой, что под вашим присмотром ни один предмет не пострадает. Вы как-никак знаете эту страну...
Еще бы Максу не знать страну, в которой он родился и вырос, страну, из которой он бежал пятнадцать лет назад на лыжах через финский лес, оглядываясь на бегу, вслушиваясь в отдаленный собачий лай и глотая снег, чтобы утолить жажду и выровнять дыхание.
— Да, господин барон, — вежливо кивнул Макс, — но за время моего отсутствия эта страна очень переменилась.
— Это не страшно, дорогой мой, — барон взглянул на него слегка насмешливо, — вы сможете найти там людей, которые за умеренную плату расскажут вам об этих переменах.
— Да, господин барон. — Макс снова кивнул. — Можно мне полюбопытствовать, какую именно часть коллекции мне предстоит сопровождать?
— Можно. — Барон выложил на стол большой, роскошно изданный каталог. — Это будет «Ассирийское наследство».
Макс присвистнул: даже в знаменитой коллекции древностей и произведений искусства барона фон Гагенау «Ассирийское наследство» было подлинной жемчужиной.