Ассистент
Шрифт:
Жирдяй обратился к сиамцу-вояке, который сидел за стенкой. Жест и интонация не требовали перевода:
— Сколько?
Работорговец ответил, жирдяй скривился и снова уставился на мою спутницу. Похоже, цену заломили приличную. Самира прижалась ко мне и зашептала:
— Он спросил, сколько я стою. Боже, он спросил, сколько я стою…
— Закричи, — сказал я. — Не как тогда, а просто. Сделай что-нибудь глупое, странное.
И она закричала. Это был не тот крик, а что-то вроде фрагмента оперной арии, переходящей в слова на русском. Сиамец подбежал и грубо зажал Самире рот.
— Росья? — вздёрнул
Сиамец рявкнул что-то злобное, влепил пощёчину. Я выбрал французский язык, чтобы донести своё отношение.
— Si tu recommences, la prochaine fois que nous nous rencontrerons, tu mourras longtemps et douloureusement (Если повторишь — при следующей нашей встрече будешь умирать мучительно.)
Я редко разбрасываюсь подобными угрозами, потому что чаще всего они пусты и голословны, озвучиваются от бессилия. Слишком много условий, и даже если нам удастся выжить и освободиться — очень редко на просторах такого большого континента случаются встречи. Но здесь словно озарение снизошло — я точно почувствовал, что захочу найти и убить этого мерзавца.
— Ха! — усмехнулся «серый кхмер».
Он явно кое-что понял из сказанного, но то ли не обладал должными навыками разговорного, то ли не соизволил мне ответить. Но условие он выполнил — тут же дал Самире вторую пощёчину, ещё сильнее, а затем ушёл.
Она заскулила, снова прижалась ко мне.
— Тише, тише, — заверил я. — Не торопись, я ему точно отомщу.
— Я слышала, — она наклонила голову и потёрлась о моё плечо. — Спасибо тебе…
Наверное, примерно в тот момент я уже решил, что когда-нибудь я её точно поцелую. Скорее всего, чувство родилось больше от жалости и желания успокоить, но я сдержался. Я до сих пор берег свои отношения с Аллой и давние чувства к Нинель Кирилловне, но мне стало понятно: с этой темнокожей красоткой мы уже повидали достаточное количество дерьма, чтобы сблизиться как минимум на время. Но не здесь и не сейчас.
Вот когда мы станем свободными… возможно, я не ограничусь одним поцелуем. Только бы не разлучили, подумалось мне.
— Вам повезло, — сказал англичанин. — Этот мерзавец явно искал кого-то в публичный дом. Вероятно, русских они не любят, потому что считается, что они строптивы. Либо что русских будут искать. А вас же будут искать?
— Очень на это надеюсь, — кивнул я. — Какой у вас навык, кстати? Если не секрет.
Англичанин потупил взгляд.
— Это не очень приличный вопрос, но я отвечу, тем более, мы вряд ли в следующий раз увидимся. Я могу… то ли дышать под водой, то ли задерживать дыхание на полчаса. До сих пор не до конца понимаю, как это возможно. Я становился чемпионом университета дважды, прежде чем это вскрылось. Ещё, судя по всему, открыл в себе лекаря — буквально на этой неделе, в ходе пути я подвернул лодыжку и едва шагал. Но по дороге напевал колыбельную песню, которую мне пела няня в детстве, когда я сломал позвоночник…
Он рассказывал ещё несколько историй про себя и про прошлые экспедиции, чтобы как-то развлечь Самиру, я пересказывал ей отдельные эпизоды. Мимо нас прошли ещё две процессии, но надолго не задержались. Но ждать долго не пришлось — подъехал внедорожник, из которого выгрузился следующий покупатель.
Глава 3
Вернее,
— Welh Nasion?
— Russich, — ответил я, сообразив, что он спрашивает нацию.
Тот поморщился, сказал:
— Jeg Beileid.
Перевести я не смог, но Самира фыркнула и прошептала:
— Сочувствует он… пусть засунет своё сочувствие…
— Excuse me… Entschuldigung! — заворочался англичанин.
Европеец тут же переключился на него, поменявшись в лице. Диалог на какой-то странной смеси английского и норманнского состоялся примерно следующий:
— Вы европеец? Англичанин?
— Да-да, именно. Я учёный, историк, моя фамилия…
— Я из норвежской разведывательной миссии, спецназ поиска и контакта. Вы из союзной нации, я обязан вас спасти. Сейчас попробую уговорить этих швайне.
Дальше был длинный и весьма напряжённый разговор через переводчика с нашим продавцом, пару раз они даже вскидывали ружья, но вскоре все сошлись на какой-то цене, из рюкзака европейца выудили десяток небольших свёртков, которые отправились в руки сиамцу.
Гриллз поднялся, расплываясь в благодарностях. Европеец небрежно бросил подбежавшим слугам, указав на цепочки, видимо, приказывая снять.
— Нельзя! — завопил сиамец. — Снимите у себя на месте!
Снова скандал, снова вскинутые ружья, пока, наконец, цепочки не развязали, а Гриллз с довольным видом принял вертикальное положение и размял конечности.
— Спасибо, спасибо! — чуть не прыгал он, затем обернулся к нам, уже садясь в машину. — Постараюсь сообщить в консульство. Берегите друг друга. Да пусть вас спасёт Бог.
— И вам не хворать, — сказал по-русски я.
Почему-то мне показалось, что он обязательно забудет о нас и вряд ли кому-то будет говорить. Спасение если и стоит искать, то совсем не здесь и не у этих людей.
У кого-то посерьёзнее.
Наш покупатель был, наверное, шестым или седьмым из остановившихся у нас. Это были трое офицеров-азиатов в чёрно-красной униформе. Я узнал флаг на рукаве.
Это был флаг Японской Империи.
Они прибыли не на джипе, а пешком, как я потом понял, из порта. Один из пришедших, самый высокий, с седыми короткими усами, тут же встретился со мной взглядом.
— Росья? — безошибочно определил он.
— Угу, — кивнул я.
— Дволянь?
— Дволянь, — согласился я.
Он тут же небрежно махнул рукой сиамцу, пробубнив что-то. Судя по жесту это можно было перевести примерно как «заверните».
Тут же подбежали трое, подняли, потащили куда-то, другие достали и протянули сиамцу оплату, и процессия медленно двинулась по улице, унося меня из-под навеса. Краем глаза я заметил, что сиамец также достал откуда-то из хижины и вручил японцам какой-то пакет. Неужели личные вещи?
На миг я задумался — стоит ли что-то сказать Самире на прощанье. Стоит ли подвергать её опасности, выдавая то, что мы знакомы. И стоит ли прощаться в принципе. Как это не цинично звучит — может, это лучший и самый безопасный для неё вариант покупателя?