Астральная жизнь черепахи. Наброски эзотерической топографии. Книга первая
Шрифт:
– Ну, ты и обрюмкался, самодержец, – повторял он, похлопывая Николая Александровича по спине. – В заграницу не мог поприличней вырядиться? Ладно, мы тебя быстро отреставрируем, не боись. Обратно полетишь как огурчик, зеленый и в пупырышках!
– Извини, не успел позвонить.
– Ерунда!
Он уже и забыл, когда его обнимали в последний раз. От Бори струился запах хорошего табака, крепкого одеколона и жареной картошки. Похоже, он искренне обрадовался встрече. Николай Александрович отпустил чемодан, в ответном объятии обхватил Борю за плечи и вдруг разрыдался. Разрыдался – громко сказано, так, несколько нервных пошмыгиваний; но слезы, блеснув на утреннем иерусалимском солнце,
– Ничего, ничего, старичина, закусишь, отоспишься, глядишь и отпустит. Алка тоже тебя ждет, на работу специально не пошла.
Боря подхватил чемодан и двинулся через дорогу к дому на вершине холма. Небо над домом было золотисто синего цвета, без единого облака и помарки. Оно занимало все обозримое пространство, старое ханаанское небо, наполненное жарким блеском утреннего солнца. Под напором прохладного ветра равномерно покачивались кроны декоративных деревьев на крыше дома. Николай Александрович глубоко вздохнул и, не в силах больше сдерживаться, поспешил за Борей.
Уже несколько часов ему мучительно хотелось в туалет. Треклятые эксперименты и наставления развили в нем необычайную стыдливость: мочиться в присутствии постороннего человека Николай Александрович просто не мог. О других, более серьезных делах и говорить не приходилось, полностью очиститься ему удавалось только в собственном сортире. В общественные заведения Николай Александрович заходил только в случае крайней нужды, долго выжидал в самом дальнем углу, отворачивался, закрывал глаза. Чаще всего это заканчивалось ничем. Присутствие посторонних, их голоса, шарканье подошв, запахи намертво сковывали мышцы. Не помогали ни уговоры, ни самовнушение – стыдливость цепкой рукой сжимала в горсти все немудреное хозяйство Николая Александровича. Впрочем, если удавалось заскочить в отдельную кабинку с работающей задвижкой, через пять-десять минут наступало малое облегчение. Но и для этого приходилось постоянно спускать воду, заглушая шумом унитаза собственное журчание. Мысль, что посторонние люди могут услышать интимные звуки или вдохнуть сокровенные запахи, парализовала любое начинание.
После нескольких лет знакомства он приноровился облегчаться в туалете у Бори и Аллы, да и то, тщательно заперевшись, под шум воды и сигаретный дым. Переходя улицу вслед за Борей, Николай Александрович мечтал о встрече с фаянсовым другом. Даже исчезновение голосов казалось уже не такой катастрофой, настоящая трагедия произойдет, если он в ближайшие пять минут не доберется до унитаза.
Дверь широко распахнулась.
– Милости просим!
Алла сильно изменилась, на улице мог бы и мимо пройти. Она встречала гостя в длинном халате, напоминающем покроем балахон, и красной кокетливой шляпке. От роскошных волос след простыл, из-под велюра не выбивалось ни пряди. Сочетание уличной шляпы с домашним халатом было вопиюще нелепым, Николай Александрович развел руками и улыбнулся. Алла улыбнулась в ответ:
– Заходи, чо в дверях застрял?!
В просторной комнате стояла старая, хорошо знакомая мебель. И картинки на стенах висели те же: фотография Хемингуэя в свитере грубой вязки, копия маслом «Девятого вала» и графика Чурлениса. Белизна стен неприятно резала глаза.
– Прямо больница, – Николай Александрович покрутил головой, – без обоев. И нельзя ли перед операцией руки вымыть?
– Если в доме нет обоев, – провозгласил Боря, задвигая чемодан в угол, – значит, их пропили гои! Ха-ха-ха!
– Не слушай дурака, – отмахнулась Алла, – ванна – вторая дверь по коридору, а туалет – третья. Твое полотенце я повесила с краю, такое красное. Умывайся, а я пока на стол соберу.
Дверь в туалет закрывалась туго. Николай Александрович с удовольствием задвинул
Итак, подготовка закончилась, но до собственно действия было еще далеко. Сжавшиеся от долгого ожидания мышцы сразу не расслаблялись, и Николай Александрович приступил к наработанному ритуалу. Дома он держал несколько книг на крышке бачка, в гостях глазу требовались для зацепки любые печатные строки. Привычка возникла со времен попутного чтения аккуратно разрезанной на квадратики газеты. Дефицит давно кончился, газеты стали дороже туалетной бумаги, а привычка осталась.
На полу стоял баллончик дезодоранта, Николай Александрович радостно подхватил его и принялся изучать. Кроме английских букв, по его глянцевым бокам вились еще какие-то, видимо, местные закорючки. Николай Александрович повертел баллончик в руках и с радостью обнаружил несколько слов по-русски.
– Произведено в киббуце Гиват-Бренер, – шепотом прочитал он. – Не направлять в сторону открытого огня.
Кто бы мог подумать, что такие простые слова могут вызвать столь оглушительный эффект. При звуках родной речи, мышцы повели себя словно вход в пещеру после «сезам, отворись».
Запах застоявшихся нечистот заполнил туалет, и Николай Александрович немедленно повернул ручку унитаза.
Пш-ш-ш-ш – чок!!!
Несущаяся под ним вода освежала. Мысли о чистоте прохладных струй, их целомудрии, о белоснежных вершинах гор, откуда текли эти струи, снова расслабили мышцы.
– Удар был сильный, но слабый, – зашептал Николай Александрович прицепившуюся с детства фразу, – физически сильный, но технически слабый.
Раз пошло, так пошло, секундная задержка могла перерасти в долгие минуты новой подготовки. Пригнувшись к коленям, как конькобежец на финишной прямой и ритмично напрягая живот, Николай Александрович выдавил из себя все.
Уф! Он глубоко вздохнул и сморщился. Ну и вонь! Еще раз глубоко вдохнул. Н-да, дым отечества… Одно спасение – дезодорант. Выждав, пока сойдет вода, он оторвал от висящего на стенке рулона туалетной бумаги изрядный кусок, сложил втрое и, приподняв зад, просунул руку. Промокнув и подчистив, Николай Александрович, поднес перепачканную бумагу к глазам, посмотрел и, опять приподнявшись, вбросил в унитаз. Снова отмотал от рулона, вытер, посмотрел, выбросил. Сам того не сознавая, он рассматривал бумагу, словно рассчитывал обнаружить в ней алмазы или крупинки золота. Но выходило всегда одно и то же, только разной консистенции.
Пш-ш-ш-ш – чок!!!
Тщательно заправив рубашку и одернув брюки, Николай Александрович повернул ключ. Щелчка не последовало. Он повернул ключ обратно и резким движением вернул на прежнее место. Увы… Ключ попросту проворачивался в замке, не сдвигая защелку.
Заперт. Звать на помощь стыдно. Голоса нет. Помощи ждать неоткуда. Повернувшись спиной к двери, Николай Александрович тупо рассматривал стены, увешанные явно вырезанными из журналов картинками, с идиотскими изображениями райских птиц, игрушечного вида китов с белыми фонтанчиками и единорогов, трущихся о ноги красавицы в платье старинного покроя.