Астральная жизнь черепахи. Наброски эзотерической топографии. Книга первая
Шрифт:
Страшно мутило, едкий комок все время подкатывался к горлу, и Димка глотал, глотал его, боясь подавиться, пока не потерял сознание.
Второе пробуждение оказалось куда страшней первого. Он стоял на коленях, прижавшись спиной к валуну. Руки, закрученные по обе стороны камня, удерживали тело от падения. Разорванная гимнастерка обнажала плечи и грудь, перепачканные сладко пахнущей жидкостью. Дима поднял голову; высоко над краями ущелья парили орлы.
– Смотри, смотри, – скоро ты познакомишься с ними поближе.
Он узнал говорившего. Это был переводчик командира батальона – толмач, местный пастух, уже два года
Толмач коротко хмыкнул и перевел:
– Теперь просите своего бога. Пусть он за вас заступится.
Димка понял, о чем идет речь. О таких случаях им рассказывали на политзанятиях, стараясь поддержать боевой дух личного состава.
Жидкость, покрывающая его плечи и грудь, была медом, и когда душманы уйдут, вся полевая нечисть накинется на его тело. Парящие под облаками орлы упадут вниз, не торопясь, вырвут глаза, потом начнут расклевывать живот, раздирать внутренности. В раскрытые раны заползут муравьи и сколопендры. И завершат пир шакалы.
От ужаса Димка завыл, замычал сквозь пленку и замотал головой. Толмач наклонился и сорвал ленту.
– Теперь можешь кричать.
Жгучая боль хлестнула по губам, лента отскочила вместе со щетиной. Димка открыл рот, но вместо крика из него вырвалась струя рвоты.
Толмач ловко отскочил и скрылся за валуном. Через несколько секунд оттуда донеслись два вопля и Димка понял, что он не один.
Высокий душман крикнул повелительным тоном, плюнул в Димкину сторону, повернулся и полез по откосу. Толмач выскочил из-за валуна и поспешил вслед за ним. Проходя мимо Димки, он тоже плюнул, смачно, жирным плевком и ехидно произнес:
– Молись, молись, православный. Он терпел и вам велел.
– Я не православный! – неожиданно для себя крикнул Димка. – Я еврей, еврей!
Толмач на секунду замешкался, но тут же выправился и догнал высокого. Душманы скрылись за поворотом. Тишина…
– Мама, мамочка, – запричитал кто-то справа от Димки, – боженька, помоги!
– В душу, в мать, в рыло, в сумку, – матерились слева.
Прошло несколько минут. Димка уже стал надеяться на чудо, как вдруг его обдало порывом ветра. Над головой затрещал, задергался воздух, острые когти вцепились в макушку, безжалостно разрывая кожу. Димка закричал и, словно услышав его крик, из-за поворота выскочил толмач. Воздух снова затрещал, и когти исчезли. Подскочив к Димке, толмач быстро перерезал веревки и рывком поднял его на ноги.
– Беги вниз по ущелью, через пять километров ваша застава. Пошел!
Не понимая, что происходит, Димка заковылял вниз. Толмач шел рядом, поддерживая его под руку. Через пятьдесят метров затекшие ноги стали оживать, через сто Димка уже мог идти самостоятельно. Толмач отпустил руку.
– Смотри.
Он приподнял плащ, и потряс кисточками на краях.
– Понял?
Димка недоумевающе покачал головой.
– Беги, беги, как никогда в жизни не бегал. И не вздумай возвращаться – пристрелю. Ну?!
И Димка побежал. До заставы он добрался через час, еще час ушел на объяснения и вызов БТРа со спецгруппой. В общем, до места добрались через три с половиной часа. Когда, отогнав выстрелами птиц, группа приблизилась к валуну, опознать останки было уже невозможно, под
– Помнишь, потом его полгода на допросы таскали, разбирались, почему толмач отпустил. Так и не разобрались. Теперь Димка утверждает, будто толмач – из потомков десяти потерянных колен. В Афгане есть племена, с виду чистые мусульмане, но обычаи как у евреев [3] . Вот он якобы из таких. А Димка теперь – реб Довид, на раввина учится. Показал кто бы моему деду правнука раввина, дорого бы дал посмотреть на старичка.
3
По еврейскому закону на края четырехугольной одежды прикрепляются специальные кисточки.
– Лучше раввином, чем без головы, – сказал Николай Александрович.
– Абсолютно. Но нудеж они с Алкой разводят, просто непотребный. Принимай, говорят, иудаизьм, и дело с концом.
– Ну, так принимай. Другой семьи у тебя нет, новую заводить поздно.
– И конец рубить поздно. Честно тебе скажу, была бы вера, может, и сменил. Беда в том, что нет веры. Как воспитали меня безбожником, так уже и помру. Мне сказки про нечистую силу, белобородого дедушку на облаках и загробный мир просто смешны. Ну куда с таким настроением обращаться?
– М-да, – философски заметил Николай Александрович, – отец раввина. А про сказки ты зря. Не сказки это, совсем не сказки.
– Ти знал! Ладно, чего расседаем? Пошли, прогуляемся. Воздух тут у нас неимоверный, прохладный и с пулями.
– Постреливают?
– Иногда, – небрежно ответил Боря. – Но мы тудой ходить не станем. Мы пойдем другим путем.
Дорожка вилась между невысокими домами, облицованными желтым шершавым камнем. Вскоре дома кончились, Боря и Николай Александрович вышли на край оврага. За темным провалом переливались разноцветные огоньки, внизу глухо лаяли собаки. Ветер осторожно давил в грудь, ночной воздух был свеж и чист. С минуту постояли молча. Прохлада заползла в рукава, скатилась по внутренней поверхности ботинок, проникла под шапку. Разговаривать не хотелось, ветер вымывал из головы вопросы и сомнения, а вместо них потихоньку взрастало непонятное ликование.
«Благодать, – с удовольствием подумал Николай Александрович. И, на секунду споткнувшись, повторил: – И впрямь благодать. Другого слова не подберешь».
– Пошто умолк? – нарушил тишину Боря. – Пробрало?
– Пробрало. А что там за огоньки?
– Бейт-Лехем, ты его из окна видел. Город такой.
– Как, как? Повтори название?
– Бейт-Лехем, по-русски Вифлеем. Очень историческое место.
Вот теперь Николая Александровича пробрало по-настоящему. Боря продолжал говорить, но его голос отдалился, ушел в сторону, по каналам рук заструилась теплота, стало жарко, щеки запылали. Николай Александрович превратился в небольшой вулкан, энергия хлынула, словно лава, срывая переборки, испепеляя защиту. Он чувствовал, как жизненные силы выливаются через раскрытые поры, оставляя за собой пустоту, бездушные химические соединения элементов. Еще несколько секунд, и жизнь утекла бы из Николая Александровича, словно вода из треснувшего кувшина. Неимоверным усилием он закрыл каналы и восстановил защиту.