Астральная жизнь черепахи. Наброски эзотерической топографии. Книга первая
Шрифт:
– Слышал, конечно. Но эпидемия уже кончилась.
– Точно кончилась?
– Да, точно. Я знаю.
Снова помолчали.
– Так всегда бывает перед катаклизмами, – важно произнесла Алла. – Души чувствуют, что им предстоит, и сами уходят из мира. Перед первой мировой войной по России прокатилась волна самоубийств. Перед второй мировой было то же самое. Наш Учитель так объясняет тридцать седьмой год. Жертвы искали своих мучителей, ждали их.
– Ты слушай, слушай, – усмехнулся Боря, – Алка теперь не просто так, а подкованная на все четыре, каббалу учит.
– Каббалу? Что за зверь такой?
–
– И тебя взяли?
– Как видишь, – Алла поправила шляпку. – Нас целая группа, около тридцати человек. Учимся по ночам, когда эфир чище.
– Какое же оно тайное, если целая группа? – улыбнулся Николай Александрович.
– Во время, предшествующее Избавлению, – начала Алла, – доступное одиночкам становится достоянием многих. Так предсказывали Великие Учителя прошлых столетий. И сегодня…
– Ну, давайте без меня, – Боря встал из-за стола. – Аллочка нашла свежие уши, теперь это надолго.
– Извини, – Николай Александрович поднялся вслед за Борей. – После самолета голова кругом идет. И вообще, все другое, теряюсь. Мне бы поспать пару часов, а?
– Конечно, конечно, наговоримся еще. Ты ведь не скоро обратно?
– Пока не знаю. Наверное, не скоро.
Из окна его комнаты открывался вид на волнистое плоскогорье, кое-где покрытое скудной растительностью. Все мягкого, серо-фиолетового тона, с белыми проплешинами камней. Сквозь щели окна ровно тянул прохладный ветер. Застывшие перевалы, глубокие долины, куполообразные холмы. Прямо за ущельем плоской, голой кровлей желто-розового цвета лежала каменная масса города, со всех сторон окруженного оврагами.
Иван Алексеевич тяжело вздохнул и уселся на кровать. Дышалось по-другому. Воздух словно сам затекал в легкие, освежал их до самых кончиков альвеол и неслышно струился наружу. С высокого холодного неба стекал такой же холодный свет. Иван Алексеевич, не раздеваясь, лег, прикрыл ноги одеялом, повернулся лицом к стене и тут же заснул.
Он проснулся в сумерках и долго не мог сообразить, где находится. Сердце гулко стучало в тишине и в такт его стуку на виске пульсировала жилка. Тело не отзывалось, неподвижное, будто каменная глыба. Николай Александрович вновь ощутил себя гостем в груде костей и мышц. Он, Николай Александрович, существовал отдельно, сам по себе, его связь с телом была не более чем временным стечением обстоятельств. Такое он испытывал каждый раз после прогулок с голосом, феерических путешествий по заоблачным пространствам. Иногда отрыв оказывался настолько большим, что голосу приходилось помогать Николаю Александровичу втиснуться обратно. Его помощь он ощущал будто равномерные толчки, мягкие, точно удар периной.
– Восьмой час, молоко привезли! – раздался за дверью голос Бори! – Разоспался, понимаешь! Труба зовет!
Николай Александрович надел свое тело, как надевают шубу с вешалки; проходит несколько минут, пока исчезает холод подкладки, а толстые рукава превращаются в руки. Боря насвистывал за дверью, незнакомые звезды светили в окно. Надо было жить, на сегодня другого решения просто не существовало.
Ужинали разогретыми в микроволновке котлетами, запеканкой из капусты и тонкими ломтями поджаренного
– А где Алла? – вдруг сообразил он.
– Ха-ха! Ночь на дворе, полетела на гору.
– Это как это?
– Да как обычно, сначала в микву, потом на шабаш. Учиться будет каббальному делу.
– А миква что такое?
– Большая ванна. Как с головой в нее погрузишься, так вся нечисть от тебя отлипает. Жена моя, праведница, регулярно в нее бегает, будто на работу, только без денег.
– Это она сама придумала или подсказал кто?
– Ты че, сама! Да они без ребе плевка не плюнут, а если плюнут, то не вытрутся. Каждый чих строго по предписанию. Всемирный потоп помнишь?
– Не помню, но слышал.
– Большую микву человечеству устроили. Грязных в порошок, а из чистых новую попытку. У Алки теперь через день всемирный потоп в личном масштабе.
– Ну-ну.
Судя по всему, с Аллой работали понимающие люди, мастера. Уникальный опыт, накопленный Николаем Александровичем, оказался вовсе не уникальным. Писюшка, вчера обнаружившая астрал, сразу оказалась там, куда он карабкался столько лет.
Закончив ужин, перешли в салон.
– Телевизор? – вопросительно произнес Боря, доставая с полки серванта переносной пульт управления.
– Нет, спасибо.
Взгляд Николая Александровича упал на гриф гитары, выступающий из-за картонных коробок на шкафу.
– Лучше спой. Давно я тебя не слышал.
– А я бросил, – неожиданно легко сказал Боря. – Тут небо другое и песни другие. Старые не идут, а на новые не стоит.
– А говорил – душу отдам за пение, – помнишь?
– Помню. Только где она, моя душа? И есть ли вообще? Вот сын утверждает, будто у гоев лишь животное начало, а бессмертие принадлежит исключительно туземцам.
– Кто это – гои, туземцы?
– Туземцы, как ты понимаешь, аборигены, явреи то есть, а гои бездушные – мы с тобой, Колюня.
– Не понимаю, – Николай Александрович заинтересовался всерьез. – Сын твой еврей, а ты гой?
– Так получается, раз Алка еврейка. Сынуля то у меня совсем спятил, живет в Бней-Браке, пейсы запустил, в йешиве учится. Приезжает раз в месяц, морали читать.
– И давно с ним такое?
– Сразу по приезде. Но «поехал» он еще в России, после Афгана. Помнишь его историю? Тогда и началось.
Эту историю рассказала Николаю Александровичу жена, вернувшись после очередных посиделок с Аллой.
«Димка проснулся от шороха в палатке. Опасаться было нечего, патрули стояли в два эшелона, но вот змея могла заползти запросто. Он приподнялся на локте и тут же рухнул от удара по затылку. Очнулся от резкого запаха мочи, его голова почему-то болталась под боком медленно бредущего животного, которое вздумало справить малую нужду в непосредственной близости от Димкиного лица. Он попробовал приподняться, но не смог, руки и ноги оказались накрепко прикручены к седлу. Попробовал раскрыть рот и опять не сумел, губы намертво сжимала клейкая лента. Животное, видимо ишак, степенно пробиралось сквозь валуны и колючки. Черные валуны и рыжие колючки. Черные и рыжие. Черные и рыжие. Черные и рыжие…