Атака Джокера
Шрифт:
Во все стороны разлетелись голубые искры. Тело парня задергалось, как марионетка в трясущихся руках старого кукловода, и отлетело на несколько метров в сторону под действием собственных сжавшихся в судороге мышц. И осталось неподвижно лежать на песке.
– Макс!!! – донесся до Громова крик Дэз.
Он обернулся и увидел, что она пытается пробраться сквозь толпу.
Еще мгновение, и Кемпински уже оказалась возле сетки. Громов метнулся к ней. Он увидел в руке Дэз странное устройство, нечто среднее между пистолетом и лазерным паяльником.
– Отойди! – крикнула она.
Макс едва успел отпрыгнуть.
Красный луч ударил в сетку, пробив изоляцию проводов, по которым на нее подавался
Луч описал круг, Кемпински подпрыгнула и выбила кусок сетки ногой.
– Сюда!
Громов уже бросился в образовавшийся проем, как вдруг услышал сзади нечеловеческий отчаянный вопль.
Он обернулся и увидел того самого маленького мальчика. Метрах в тридцати. За ним гнался здоровенный парень с дубиной, толстый край которой был утыкан гвоздями. Громов судорожно рванулся им навстречу. Мальчик споткнулся о лежащее на песке тело и кубарем полетел на землю. Парню оставалось пробежать до него несколько метров… Макс мельком заметил валяющийся на песке топор, тот самый, с которым гнался за ним поджарившийся на сетке парень, поднял его и понесся навстречу громиле с дубиной.
– Макс!!! – долетел до него отчаянный крик Дэз.
На бегу Громов заметил, что по периметру к ней уже бежит охрана. Из-под трибуны через вход для зрителей въехал черный мотокарт с открытым верхом. Водитель мотокарта поднялся и открыл огонь по охранникам, что бежали со всех сторон к Кемпински.
– А-а-а! – кричал мальчик, увидев занесенную над ним дубину.
В этот момент Громов взмахнул топором и вонзил его нападавшему в бедро. Тот заорал и упал на землю. Макс поднял мальчика, схватил его за руку и потащил обратно. Мгновения, которые ушли на то, чтобы достигнуть проема в сетке, показались Громову застывшим временем.
Сперва он толкнул в мотокарт мальчика, потом внутрь запрыгнула Дэз и последним – Громов. Водитель едва успел опустить верх, как в него ударили пули охраны.
Пойндекстер что-то верещал. Толпа бесновалась. Никсон изрыгал чудовищные проклятия.
Но Максу все это было уже не страшно. Самый быстрый мотокарт из всех, какие он видел в жизни, даже быстрее токийского мототакси, петляя между палатками сувениров, объезжая орущих людей, нес их к стеклянным дверям. Пробив их, он выехал наружу, прочь от худшего кошмара, что Громов видел когда-либо в жизни.
– Слава богу, мы успели, Макс! – выдохнула Кемпински.
– Еле успели, – вторил ей водитель, снимая шлем.
Дженни Синклер!
Громов крепко обнял Дэз за плечи:
– Как же я рад тебя видеть, – тихо сказал он. – Как же я рад снова тебя видеть!..
Мальчик, которого спас Громов, сидел тихо, сжавшись в комочек, смотрел прямо перед собой и дрожал, будто в салоне был тридцатиградусный мороз.
– Все кончилось, – прошептал ему Максим, но тот не отозвался.
Громов почувствовал, что у него внутри все сжимается, а к глазам подступают слезы. Удушливые слезы бессильной ярости.
– Как такое может быть?! – крикнул он Дженни. – Как такое может быть на нашей планете в наше время?!
Та, не отрывая внимательного взгляда от дороги, ответила вопросом на вопрос:
– А ты не знал, что мир развит очень неравномерно? Что задолго до Нефтяной войны лотеки начали свою необъявленную войну с хайтек-пространством? С миром, который они считали избалованным, расточительным и несправедливым. Они устраивали взрывы, захватывали людей, проводили многотысячные демонстрации, призывая людей к войне. Хайтеки были недовольны и вводили против лидеров этих бедных стран санкции. Но был такой ученый, доктор Синклер, мой отец, который говорил, что, вместо того чтобы вводить против лотеков санкции, надо
– Да, мы уже знаем, что в борьбе с обезьяньей природой человека твой отец добился выдающихся успехов, – проворчала Дэз.
Любовь к амфитеатрам отчетливо проявилась в хайтек-архитектуре. Зал заседаний хайтек-парламента выстроили именно так. Три четверти круга занимали ярусы с депутатскими местами и правительственными ложами, а одну четверть – гигантский экран и помост, куда выходили ораторы.
Инспектор Идзуми был единственным человеком, кто явился для «принятия эпохального решения» в старой поношенной форме. Он старался не обращать внимания на недоуменно-презрительные взгляды, которыми его одаривали некоторые из проходивших мимо. Богатенькие лобби в роскошных костюмах, представители Торговой Федерации, служившие корпорациям, что выкупили для них места в органах власти, провожали высокомерными взглядами полицейского инспектора. Идзуми подумал, что, возможно, все же надо было надеть парадный китель, но одних воспоминаний о тугом воротничке и врезающихся проймах рукавов было достаточно, чтобы отогнать эту мысль.
Тем более что Идзуми в своей видавшей всякое полицейской форме сидел в президентской ложе, откуда должен был вести свое выступление Рамирес. Перед инспектором стояла табличка, сообщавшая всем любопытным, что перед ними глава следственной комиссии, занимающейся делом технопарка Эден.
Едва инспектор успел устроиться в своем кресле, как перед ним будто из воздуха появился Яков Фаворский – шеф Интерпола. Идзуми вскочил, забыв от изумления, как положено приветствовать начальство. Даже Китосаки, шеф токийского отделения Интерпола, единого полицейского управления хайтек-пространства, никогда не видел Фаворского лично. Да еще так близко.
У Фаворского была странная внешность, которую невозможно запомнить. Стоило отвести глаза, как блеклые, ничем не примечательные черты шефа Интерпола расплывались в тумане.
Он кивнул инспектору и сказал:
– Я слушал ваш доклад о предварительных результатах расследования случившегося в Эдене. Впечатляет. Я буду следить за вашей работой.
– Спасибо, – выдохнул Идзуми.
Тут перед ними возник слащавый лысый мужчина средних лет в сером шелковом костюме и расшитом искусственным жемчугом галстуке. Он почтительно приветствовал Фаворского, но обратился к Идзуми:
– Инспектор, корпорация «Спарклз Кемикал» уполномочила меня передать вам наш меморандум, официальную позицию относительно дела технопарка Эден…
– Давайте, – тот дернул из его протянутой руки папку с ходатайством.
Мужчина растерянно моргнул и суетливо скрылся.
Аналогичных «меморандумов» Идзуми уже успели передать около трех десятков. Во всех заключалась одна и та же просьба крупных корпораций: принять во внимание «общественную полезность» технопарка Эден, а потому не затягивать следствие и «способствовать скорейшему возобновлению исследований» в нем. Идзуми сложил все меморандумы в пластиковую папку и демонстративно на нее сел. Фаворский заметил это и едва заметно улыбнулся.