Атаман Золотой
Шрифт:
— Гляди-ка, что Иван-то вытворяет. Пытает попа.
— За что?
— Спроси.
Андрей зашел в избу. В ней было дымно, пахло горелым мясом. Под матицей посреди комнаты над горящими вениками висел старик. Он стонал и корчился от боли. Прибытов свирепо глядел на него.
— Не скажешь, где деньги, — до смерти замучу.
— Все отдал. Больше ничего нет, — прохрипел тот.
— Мало.
Андрею стало жаль старика и противно было глядеть на такое мучительство.
— Отпусти его, Иван.
Прибытов поглядел волком.
— Я здесь хозяин.
— Над
— Молчать!
— Я тебе говорю, оставь старика.
Атаман выхватил из-за пояса пистолет, Андрей вытащил свой. Оба стояли друг против друга, полные бешеной ненависти. Разбойники бросились их разнимать.
— Опомнитесь!
— На кого руку поднимаете? Брат на брата!
Старика отвязали, он упал на пол. Атаман молча вышел из дома. По улице брели пастух с подпаском. Пастух трубил в берестяную трубу, и она издавала дикие, заунывные звуки. Начинался обычный трудовой день. Мычали коровы, и горластые петухи, заливаясь во всю мочь, заводили утреннюю перекличку. Собака лаем провожала разбойников. Прибытов разрядил в нее пистолет.
— Душегуб! — бросил ему Андрей, тот злобно усмехнулся.
Прошло, должно быть, не больше месяца жизни в разбойничьем отряде, а уж Андрею захотелось покончить с ней. Он испытывал недовольство собой и товарищами.
Те же чувства владели и Блохой. Он перестал даже напевать и насвистывать любимую песню и все чаще стал заглядываться на другой берег, за Каму. Подолгу сидел на откосе и покуривал трубку, сердито сплевывая. За этим как-то и застал Андрей старого бродягу.
— Далеко ли хочешь прыгнуть, Блоха?
— Чего зубы скалишь? Самому, небось, тошно?
— До того тошно, что вот-вот сбегу.
— Да, брат Рыжанко, залетели мы с тобой не в ту стаю. Ребята-то здесь ничего, да начальник такой варнак, каких свет не родил…
— Они слушаются его.
— Ну, знаешь, куда голова, туда и ноги.
— Да, Блоха, не о том я думал, когда соглашался идти с ними. Думал, бедным будем защитой, начальству — грозой, а тут одни грабежи да насильство.
— При таком деле, конечно, святым не будешь, но этот черт… он родную мать убьет и за грех не почтет… Кончить надо его, Рыжанко, либо самим отсюда убираться, — неожиданно заключил Блоха и, набив табаком трубку, выжидающе посмотрел на Андрея. Тот молчал.
— О чем думаешь?
— Думаю, что добьюсь своего.
Чем дольше жил Андрей в шайке, тем больше приходил к мысли о том, что идет он не по правильному пути, что за правильный надо драться.
За шайкой гонялись воинские отряды, но разбойники были неуловимы. Почти все они выросли на берегах Камы и отлично знали местность. На двух косных лодках носились они вверх и вниз по реке, останавливаясь в тихих заводях или у крутояров, в тени кустов тальника.
В середине лета совершили набег на село Полянки. Здесь жила барыня Красильникова.
Варвара Сергеевна была еще не старая женщина, полная, белолицая, с замашками настоящей помещицы. Деньги у ней сохранились, и она не отказывала себе ни в чем. Дом
Вот сюда-то и нагрянула шайка атамана Прибытова.
Рослая пригожая деваха встретила разбойников в воротах. У ней были серые глаза с черными ресницами, широковатый, чуть вздернутый нос, маленький свежий рот и толстая русая коса.
— Как тебя зовут, красавица? — спросил атаман.
— Дуня.
— Вот, Дуняша, дело-то какое. Поди скажи своей госпоже: гости, мол, с Волги-матушки прибыли. Пусть сама пожалует встретить, да угощенье чтобы было по чести.
Девушка изменилась в лице и, сверкая босыми ногами, побежала доложить о непрошенных гостях.
Красильникова, встревоженная, вышла на крыльцо. Прибытов насмешливо церемонно раскланялся с ней.
— Побывали мы в гостях у вашего мужа, теперь вот и к вам приехали. Извиняйте за беспокойство.
Женщина, обморочно побелев, с ужасом глянула на убийцу мужа и сына. Она не знала, что делать, и стояла бледная, с дрожащими губами.
— Веди, барыня, в покои. Чествуй дорогих гостей.
Прибытов издевался. Ему было приятно внушать страх. Андрей не первый раз замечал это и все больше приходил к мысли, что атаман — негодяй.
Двери распахнулись, и разбойники прошли в комнату, где стоял длинный, накрытый белой скатертью стол.
Атаман важно сел в передний угол.
— Садись и ты, барыня, и пускай твои девушки тоже садятся с нами. Мы люди веселые, простые. Любим попеть, попить, погулять.
Дуняша и три ее подруги стали прислуживать. Стол уставили яствами. Разбойники расположились за ним, подливали вино и хозяйке и девушкам. Те боялись перечить. Атаман, усмехаясь, пристально и жадно поглядывал на Дуняшу.
— А ну, красавицы, спойте нам веселую… И ты, барыня, пой.
Девушки запели величальную, пела с ними и госпожа Красильникова. Андрей, стиснув зубы, наблюдал за пиршеством. Ему хотелось швырнуть в лицо Прибытову тяжелый кубок. Ненависть кипела в нем.
Шел милый дорожкой, дорожкой столбовой,
А я за ним, девка, следочком бегу.
Бегу, бегу, девка, голосом кричу.
Голоса не слышно — платочком машу, —
пели девушки не очень складно, с испугом поглядывая на незваных гостей. Атаман встал и махнул рукой: все поняли этот знак и направились во внутренние покои искать денег и драгоценностей. Андрей, как обычно, ничего себе не брал.
— Праведником хочешь быть, — говорил ему Юла. — В рай нас с таким рукомеслом все одно не пустят.
Он подмигнул.
— Гляди, Рыжанко, атаман-то никак девку поволок.
Андрей выскочил на двор и увидел, что Прибытов тащит в амбар Дуняшу. Девушка отбивалась изо всех сил и разорвала у атамана ворот рубахи.
— Оставь ее! — крикнул Андрей, отбросив Прибытова. — Ты что задумал?
— Не твое дело, — отвечал тот сквозь зубы и потянулся за пистолетом.
— Не мое дело, а наше!