Атаманша Степана Разина. «Русская Жанна д’Арк»

Карпенко Виктор Федорович

Речь Гришки Ильина прервал стук в дверь.

– Кого там еще? – недовольно проронил Долгорукий. Дверь отворилась, и на пороге появился Семен Белоус. Поклонившись боярину, он доложил:

– Посыльщик прискакал из обозу, говорит, что боярские люди, которые были с лошадьми в вотчине окольничего Федора Михайловича Ртищева в деревне Немчиновке, сказывали про воров, шедших на Арзамас. Не дойдя пяти верст, воры повернули в Исупово и там стали лагерем.

Известие было не ново, и боярин взмахом руки выдворил сотника за дверь. Сам же сел за стол, задумался. Потом, поманив Гришку пальцем, приказал ему:

– Поедешь, холоп, в Темников. Сделаешь все, чтобы конное войско воровских казаков пошло через Кременки, а там видно будет. И вот еще что: в войске том старица должна быть. Сделаешь, как велю, деревней одарю, с землей, с мужиками. Богат будешь. Ступай! – махнул рукой боярин, отпуская Гришку Ильина. – Семка через заставы тебя проведет. Да помни, что велел я тебе!

Ильин поклонился поясно и вышел из горницы.

– Что делать-то будем, Юрий Олексеевич? – как только закрылась за вестовщиком дверь, обратился князь с вопросом к Долгорукому. – Отовсюду прут на нас мужики. За кого примемся?

– Охолонь! – остановил его боярин. – Чего всполошился? Ты вот что, князь, бери стрелецкие приказы Тимошки Полтева да Петра Лопухина, пушки, зелье, ядер побольше, на коней – и в Исупово! Вестей о победе над ворами жду до рассвета. На сборы тебе времени не даю. Чтоб выехал с полками немедля!

4

Повстанцы, придя в Исупово, начали разбредаться по избам. Кому не хватало места, лезли на сенники, располагались под навесами. Кое-где засветились костры: мужики обогревались, сушились. Старший есаул – помощник атаману Семенову и советчик во всех делах его – Савва Локтев, ставя войско на постой, перво-наперво распорядился о посылке дальних застав. Ближние заставы поставил сам. Дороги, ведущие в деревню, перегородил телегами из обоза, расположив их на самой дороге и по близлежащим дворам в три ряда. Бывшие в обозе четыре железные пушки приказал закатить на пригорок и нацелить их на въезд в Исупово со стороны Арзамаса. Пушкарям велел находиться при пушках безотлучно, в готовности к немедленному ведению огня, ежели на то надоба будет. Только после этого, как еще раз обошел он заставы, проверил сторожевую сотню и навестил пушкарей, пошел в избу, выбранную атаманом для ночлега.

Приход Локтева был встречен радостными криками, шутливой бранью. Атаман и есаулы уже были навеселе. Многие из них сидели полуголые: мокрая одежда валялась по лавкам, висела на крюках вдоль стен.

– Ты чего же, брат, нас чураешься? Не годится так! – шутливо пригрозив перстом, пожурил атаман есаула. – Мы уже погрелись малость, тебя ожидаючи, садись и ты!

Савва сел в угол, опрокинул налитую ему чашу с водкой, закусил. Проделал он все это молча, неторопливо, с каким-то внутренним достоинством. Видя, что старший есаул не одобряет хмельного застолья, атаман нахмурился:

– Опять ты, Савва, морду от нас воротишь, тягостно тебе в товарищах. Может, уже и на место мое атаманское заришься? Опоздал, брат! Таперича у нас один атаман на всех будет – баба!

Есаулы загоготали, хлопая при этом себя по голым животам, шлепая друг друга по обнаженным спинам.

Савва продолжал молча жевать, сосредоточенно уставя взор в стол.

– А ну его! – махнул рукой на Локтева сидящий напротив атамана есаул. – Пущай себе выкобенивается. Ему же хуже от того. Пьем, мужики, далее, – предложил он, – а кому не по нутру, пущай убирается!

Есаулы его дружно поддержали: зазвенела посуда, застучали чаши, полилось вино.

Утолив голод, Савва, не привлекая к себе внимания, вышел из-за стола и, отойдя в темный угол избы, улегся на лавку. Укрывшись подвернувшимся под руку чьим-то зипуном, ровно засопел.

Князь Щербатов торопился. Он понимал, что главное – неожиданность, и спешил до рассвета подойти к Исуповке, чтобы при дневном свете навалиться стрелецкими полками и задавить повстанцев. Ближнюю заставу, что была выдвинута на три версты от деревни, смяли походя, не замедляя движения вперед. Одно тревожило князя – не упустили ли кого с заставы!

За версту до Исуповки полки встали, ждали вестей от передового дозора. Стрельцы, сдерживая разгорячившихся коней, проверяли сабли, пики, заряжали пищали, готовились к бою.

Савву разбудил топот сапог по избе и тревожный крик: «Атаман! Стрельцы идут!»

Савва, сев, замотал головой, освобождаясь от сна, осмотрелся. Посыльщик с дальней заставы, он узнал этого парня по рваному заячьему треуху, бегал по избе от одного есаула к другому, тормоша их за плечи, силился разбудить, но тщетно. Есаулы спали мертвецким сном, уронив головы на стол, привалившись к стене или друг к другу. Атамана все-таки удалось разбудить, но будучи сильно хмельным, он смог только оторвать голову от стола. Поведя ничего не видящим взором из стороны в сторону, он вновь опустил голову.

– Что же делать, людоньки добрые? – причитал посыльщик. – Стрельцы идут, а атаманы наши во хмелю. Ой, горюшко-горе!

– Не топчись ты! – прикрикнул на парня Савва. – Лучше волоки воды и отливай всех по очереди.

Парень, обрадованный тем, что хоть кто-то из есаулов оказался на ногах, бросился из избы выполнять приказание. Вскоре он вернулся с ведром воды.

– Далеко ли стрельцы? – затягивая пояс и пристегивая к нему саблю, спросил Савва.

– Чай, уж к деревне подходят, – ответил парень. Уже на пороге избы Савва обернулся и, раздосадованный взъерошенным видом посыльщика, его растерянностью, зло бросил:

– Чего раззявился? Знай лей воду, пока на ноги есаулы не встанут, – и, сильно хлопнув дверью, выскочил во двор.

Стрелецкий передовой дозор вернулся. Старший дозора – сотник Артюха Мотан доложил князю, что в деревне тихо, воровские казаки спят и только полторы сотни бодрствуют, греясь у костров. Доложил он и о телегах, перегораживавших дорогу.

– Телеги не помеха, раскатим, – отмахнулся князь. – Главное то, что нас ждут. Твой приказ, – кивнул он Петру Лопухину, – пойдет впереди. Как войдете в деревню – не мешкайте, скачите на другую околицу, запирайте выход из деревни ворам, а там уж потешимся вдосталь! Ты, голова, – обратился он к Тимофею Полтеву, – закроешь со своими стрельцами дорогу на въезде в деревню, сделаешь это двумя сотнями, а остальных стрельцов проведешь со стороны леса, там их расставишь, да так, чтобы ни один вор не ушел от наказания. А теперь – с Богом!

Стрелецкие полки двинулись. Вот первые сотни показались из-за поворота дороги и, растекаясь лавой, устремились к еле просвечивающимся в сумеречном свете серого осеннего утра крайним избам Исуповки.

Телеги выросли как-то неожиданно.

Стрельцы с трудом остановили коней, закрутили их на месте, чтобы не поранить их о препятствие, смешали строй. И тут произошло то, чего никто из стрельцов не ожидал: залп нескольких сотен пищалей взорвал сонную предутреннюю тишину. За залпом пищалей забухали пушки. Передние ряды стрельцов снесло лавиной свинца, обрушившегося из-за телег, изб, плетней… Перестроившись, они попытались обойти заслон из телег слева, но и там их ждали пищальные залпы. Сделав еще несколько попыток прорвать заслон и войти в деревню, стрельцы, развернув коней, скрылись за поворотом дороги в лесу.