Атипичная пневмония

Фомин Алексей Николаевич

Молодежь, обнаружив, что остальные остановились, и они оторвались слишком далеко, уселись на обочине рядышком друг с другом дожидаться отставших.

– Нет, вы мне другое скажите, – не выдержал Анатолий Львович, – только без этих ваших карающих десниц. Вы всю Россию исходили-изъездили, людей много разных видели… Так вот, скажите, как, по-вашему, есть у нас как у народа, у нас как у страны, у нас как у цивилизации шанс на возрождение? Или же мы – несчастный, больной, вырождающийся народ, надломленный тяжкой ношей и обреченный на вымирание?

Отец Василий поднял сумку, повесил ее на плечо и, сделав шаг, сказал:

– Пойдемте дальше. – Голос его изменился и вместо глухой печали в нем зазвенел колокольчик лукавства. – Я ж уже говорил, что я простой, полуграмотный поп…

– Да будет вам прибедняться… – не очень вежливо оборвала его Марина.

– Я вам лучше сказку расскажу, – нисколечки не обидевшись, продолжал он. –Сказка – не моя, а был у меня один прихожанин… В общем, это его сказка. Была в глубокой-глубокой древности страна такая, Этрурия называлась. И жили в ней люди – этруски. И правил этой страной великий император по прозвищу Бронзовый Ус. Всю Ойкумену он завоевал – покорил, кроме союза эллинских полисов да далекой Индии. И была у этого императора то ли личная гвардия, то ли тайная полиция, в общем, те, кого римляне позднее называли преторианцами. А командовал ими человек без роду без племени, но чрезвычайно преданный императору,

инородец с трудным, непереводимым именем Джгериа. И к этому самому Джгериа, по роду его работы, стекались всякие сведения и донесения. И однажды сделал он для себя одно открытие. Эллинские полисы и Индия никого не завоевали – не покорили, а живут богаче и лучше, чем этруски. А все потому, что жизнь у них по-другому устроена. У эллинских да индийских простолюдинов не все отнимают, что они наработали, а только небольшую часть. Отчего простолюдины лучше и охотнее работают. И простолюдины довольны, и вельможи счастливы, и полисы богатеют. А этруски все на войну работают, мечи куют. И народ весь нищий, и сам император… Да он такой был, что ему, кроме власти и войны, ничего не нужно было. У него и имущества-то имелось: меч да кусок ткани – наготу прикрыть. Вельмож своих, правда, подкармливал, жилища им более-менее приличные, по этрусским, конечно, понятиям, строил. Но Джгериа понимал, что все это мелочи. «У меня власти – почти как у Бога, а сам я – нищий, и семья моя нищая», – думал он. И решил он изменить такое положение. Нет, не то чтобы он задумал всех сделать свободными и счастливыми… Нет. Но и народу надо будет небольшое послабление сделать, и вельмож раскрепостить, чтобы могли по заграницам свободно ездить, друзей-партнеров иностранных заводить, состояние, приличествующее их положению в обществе, сколачивать, и, главное, избавить их от этого вечного, липкого страха перед императором. А то ведь при Бронзовом Усе как было: чуть что не так, то вельможа ты, не вельможа, мой меч – твоя голова с плеч. Шибко боялись они, в смысле вельможи, Бронзового Уса, поэтому при каждом удобном и неудобном случае принимались прилюдно орать: «Да здравствует великий император», – а потом быстренько, чтобы опередить соседа, писали на него, то есть на соседа, донос в нелояльности к величеству. Вот от этого-то позора Джгериа и хотел освободить вельмож. Поэтому задумал он избавиться от императорской династии и основать свою, новую, преторианскую династию. Замириться с эллинскими полисами и Индией, а освободившиеся от бремени военных расходов финансы распихать по карманам. Своим и своих преторианцев, и вельможам тоже можно дать немножко нажиться. И составил Джгериа заговор против императорского семейства. Император был уже стар и мог умереть со дня на день, а наследник его был так глуп и прост, что даже прозвище у него было соответствующее – Мужик. Джгериа был уверен в успехе заговора. Но так как предусмотрительность и осторожность были основными чертами его натуры, то он решил подстраховаться. «Если заговор вдруг почему-то провалится, то заметут все руководство, – рассуждал он. – А я не хочу, чтобы моя великая идея погибла вместе со мной. Кто-то должен будет за меня отомстить. Это должен быть человек маленький, незаметный, но такой, который знает всех наших преторианцев. А еще он должен быть умным и проницательным, чтобы ему одного взгляда хватило для того, чтобы распознать человека». Думал, думал Джгериа, и нашел такого человека. Оказался им гардеробщик…

– Кто, кто? – словно не расслышав, переспросил Колосов. – Гар-де-роб-щик? Ха-ха-ха.

Виктор расхохотался так заразительно, что вслед за ним стали смеяться Марина и Анатолий Львович, а потом уже и сам отец Василий. И только Вика с Сергиенковым, остановившись, с недоумением глядели на них и никак не могли взять в толк, над чем эти четверо могут так заразительно и искренне смеяться, стоя ночью на проселочной дороге, затерявшейся в бесконечной русской степи.

– Гардеробщик? – переспросил Колосов, – ой, уморил.

Поп, отирая тыльной стороной ладони слезы с глаз, ответил:

– Ну да, гардеробщик. И звали его Василич…

Новый взрыв хохота грянул в степи, будя и пугая ее обитателей.

– Ва-си-лич, – стонала Марина, согнувшись и ухватившись за живот.

Отсмеявшись, все еще изредка всхлипывая, старый священник продолжил свой рассказ:

– Ну да, гардеробщики нужны всем, даже преторианской гвардии. Приезжают преторианцы на своих колесницах на службу, а перед тем как проследовать в личный кабинет, плащи и шлемы сдают гардеробщику. Гардеробщика никто не замечает, а он знает всех и очень многое о каждом. Вот этот в будни ходит в парадных золоченых доспехах – значит, щеголь, любит пустить пыль в глаза, что для человека его профессии равнозначно приговору «дурак». А этот – постоянно в шелковом плаще, окрашенном какой-то особой краской. С чего бы это? Не по чину. Значит, ворует. А у того с утра красные глаза и вечная небритость. Пьяница, пропащий человек. А бывает и так. Парень всем хорош, ни к чему не подкопаешься. Но… Постоянно у его плаща оборвана петелька для вешалки. Значит, с женой у него проблемы. А если человек не может руководить собственной женой, то как же он будет руководить подчиненными? Вот так вот.

– Да уж, – только и сумел сказать Анатолий Львович.

– Да, – поп покивал головой, как бы в поддержку восклицания Свирского, – очень непростым парнем был наш гардеробщик по имени Василич. Неприметным, но приметливым. Все это учел великий хитрец Джгериа и сделал Василича участником заговора против императорской династии. Причем Василич знал всех, а про него – только Джгериа.

И вот умирает старый император Бронзовый Ус. Пружина заговора распрямилась, но… Вроде бы внешне придурковатый, Мужик стал действовать так быстро и решительно, как от него никто не ожидал. Даже великий хитрец Джгериа. Всех заговорщиков схватили и всем отрубили головы. Кроме Василича, про участие которого в заговоре так никто и не узнал. Прошли годы. Мужика сменил другой член императорской семьи. Народишко в Этрурии совсем обнищал. Но тут на севере страны, в горах, открылся источник живительной влаги. Кто ее попьет, тот становится в два, три, а то и в четыре раза сильнее. Стоила эта вода сумасшедших денег. Нашлись советчики у императора, которые говорили: «Давайте будем поить всех этрусков этой водой. Тогда крестьяне вырастят вдвое больше хлеба, ремесленники накуют вдвое больше доспехов, мечей и копий, а наши войны и их кони смогут биться с врагом круглые сутки без отдыха. И мы окончательно разгромим наших врагов и покорим всю Ойкумену без остатка». Будь на месте нынешнего императора Бронзовый Ус, он бы так и поступил. Но после этого жестокого и решительного воина все последующие императоры хоть и оставались тиранами, но кишкой все-таки были послабже. Если и затевали где-нибудь войнушку, то лишь на далеких окраинах Ойкумены, чтобы избежать прямого столкновения с эллинскими полисами или же Индией. Нынешний император предпочел иное решение. Он стал продавать живительную влагу всем, кто мог за нее заплатить, даже врагам. А на полученные деньги было решено покупать еду, чтобы подкормить оголодавших этрусков и тем самым избежать угрозы голодного бунта. Все это время Василич подыскивал среди преторианцев человека, который смог бы осуществить замысел Джгериа и таким образом отомстить за него. И такой человек нашелся. Звали его Покоритель гуннов. Был он кандидатурой тем более подходящей, что находился в родстве, хоть и дальнем, с правящей династией.

Вот к этому-то преторианцу и пришел Василич и раскрыл перед ним замысел Джгериа, и передал ему наказ великого хитреца. Покорителю гуннов план понравился. Признаться, у него у самого нет-нет да и проскакивали подобные мыслишки в голове. Но поскольку был он уже далеко не молод, то план решил слегка усовершенствовать. Он сразу же начал готовить себе преемника – молодого, энергичного преторианца по имени Баюн. Победитель гуннов разделил план на две части. В первой – он, заняв трон императора, должен сильно напугать эллинов и индусов. Перестать продавать им живительную влагу, наготовить горы оружия и, вообще, всячески демонстрировать, что он готовится к войне. А во второй – должен был сменить его Баюн. Он должен был обворожить всех – и врагов, и вассалов, и самих этрусков – бархатистой велеречивостью, обходительностью и мягкостью манер. Испуганные враги должны были, попав под обаяние Баюна, позволить этрускам свободно торговать по всему миру, включая и Индию с Элладой, причем не только живительной влагой, но и товарами, для изготовления которых требуются и руки, и голова. Тем самым этрусские преторианцы наконец-то смогут прилично заработать и встать вровень с эллинскими да индийскими вельможами. А взамен Баюн должен был обещать отпустить на волю покоренных вассалов, перестать производить мечи и копья в фантастических количествах и, вообще, проводить мирную и дружественную политику.

Но… Как говорится, гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Как я уже говорил, Победитель гуннов был весьма немолод, поэтому, захватив императорский трон, просидел на нем не более недели и скончался, так и не успев испугать ни собственных вассалов, ни эллинов, ни индийцев. Императором стал Баюн и начал исполнять свою часть плана, так и не сделав поправок на то, что первая часть не была выполнена. Оружие стало делать не нужно, вот и остались простолюдины без работы и без куска хлеба. Хоть ложись и помирай. В результате потеряла Этрурия все свои завоевания, а внутри страны голодная чернь подняла бунт и прогнала Баюна с императорского трона. Императором чернь избрала своего предводителя, по имени то ли Бэм-ц, то ли Бум-с. Не помню точно, как его звали. Да это и неважно. Рассердился Василич, что такой хороший план уже во второй раз срывается, и послал преторианских генералов усмирять чернь. Но генералы оказались настолько бездарными, что провалили и это несложное задание, потеряв собственные головы. Начались для преторианцев черные времена. Народ на них косится, новый император подозревает во всех грехах и подвергает постоянным реорганизациям, а собственное руководство в разброде; кто погиб, кто ударился в бега, а кто просто деморализован. Но Василич и в этих условиях не отчаялся. Только решил он не делать больше ни на кого ставку, а лично руководить преторианцами в сложном деле овладения императорским троном Этрурии. С этого дня то один, то другой преторианец стали обнаруживать в карманах своих плащей записочки с инструкциями. А поскольку начальства на тот момент у них не было никакого, и приказов им никто никаких не отдавал, преторианцы охотно принялись выполнять инструкции из записочек. А так как по прошествии недолгого времени дела у преторианской гвардии в целом и у каждого отдельного исполнителя инструкций медленно, но верно пошли в гору, то каждый преторианец, получивший новую записочку, не за страх, а за совесть старался выполнить инструкции, в ней содержащиеся.

– Ага! – воскликнул Анатолий Львович. – Вот оно! Полное торжество конспирологии!

– Ну-у… – задумчиво протянул отец Василий, – кон-спи-ро-ло-ги-я. Я думаю, наш гардеробщик и слов-то таких мудреных не знал, он лишь только старался во благо преторианской гвардии и в память о своем благодетеле Джгериа. Д-да… Этруски так и не научились делать ничего, кроме оружия. Да и оружие у них уже получалось никуда не годное, такое, что ни одна страна уже не покупала его. А Василич тем временем провел в императоры своего человека. Он теперь это мог делать так часто и так быстро, как ему заблагорассудится. Этрурия снова начала продавать по всей Ойкумене живительную влагу, которая опять была в цене. Одна проблема – полученных денег не хватило бы на всех. «Да ну их, этих простолюдинов, – решил Василич, – у нас теперь свобода, пусть выживают, как могут. А нам самим денег, полученных за живительную влагу, не хватает. Нам сейчас много народу и не нужно. Живем со всеми в мире, воевать ни с кем не собираемся… Бог с ними, с простолюдинами…». Преторианцы превратились в богатых вельмож, раскатывающих по всей Ойкумене по делам или без оных и поражающих своей роскошью и богатством жителей других стран. И главной заботой для них стало – охранять источник живительной влаги от простых этрусков. Шло время. Василич менял императоров, разбогатевшие до неприличия преторианцы вконец обленились и даже источник живительной влаги перестали охранять. Да и от кого охранять прикажете? Простых этрусков почти не осталось, повымерли давно, а те, кто выжил, от безделья и пьянства превратились в тупых животных. С соседями, ближними и дальними – вечный мир. Так от кого охранять-то? Но не так думали ближние и дальние соседи Этрурии. Живительная влага – это Божий дар, он не может принадлежать какой-то одной стране. Более того, вы посмотрите на этих этрусских вельмож, которые демонстрируют свое неправедно нажитое богатство при каждом удобном и неудобном случае. Нет, живительная влага, как дар Божий, должна принадлежать всем народам Ойкумены, а не кучке грязных этрусских вельмож. Сказано – сделано. Международные силы Ойкумены под руководством союза эллинских полисов и Индии оккупировали северную часть Этрурии, где бил источник живительной влаги. А преторианцев стали отлавливать по всей Ойкумене и отбирать у них их богатства.

Вот и сказке конец…

– Постойте, постойте, а как же Василич? – запротестовал Анатолий Львович. – Что с ним случилось?

– А, Василич… – как бы удивившись своей забывчивости, сказал священник, – Василич… Когда произошла вся эта петрушка, то первое, что он почувствовал – это удивление от того, как такой великий, такой хитрый, такой мудрый план мог привести к таким печальным результатам. Он так удивился, что, наверное, умер бы от удивления, если б мог. Но он не мог умереть, так как был вечным, поэтому изумления он превратился в камень. До сих пор в тех местах есть поверье, что, кто найдет тот камень, тот станет обладателем всей хитрости этрусских преторианцев. А от всей великой этрусской цивилизации осталось только несколько безделушек, да кое-какие надписи, которые до сих пор не могут прочесть ученые…

– А что было потом? – спросил Колосов.

– Потом много чего было, – ответил отец Василий, – но это уже другая сказка. Одно лишь могу добавить. В самый разгар всей этой истории случилось событие, на которое никто не обратил внимания в силу его обыденности и незначительности. В одной из областей Этрурии двумя братьями было основано новое поселение, названное ими – Рим. Поселились там гордые и свободные люди, которые и дали начало новому народу – римлянам. Ну… а что было потом, вы, наверное, знаете из учебников истории.

– Стой! Кто идет? Стрелять буду! – раздался грозный оклик.

Все остановились как вкопанные, ошарашенные неожиданной командой. Оказалось, что только на Сергиенкова это происшествие не произвело никакого впечатления.

– Свои, свои, это я – Сергиенков! – отозвался он.

– Пароль! – продолжал требовать грозный голос.

– Интеграл! Отзыв?

– Абцисса. Проходите. Валерка, признайся, сегодняшние дурацкие пароль и отзыв – твоих рук дело? – спросил один из троих людей с оружием, вышедших из-за копны и стоящих теперь у дороги, когда Сергиенков и Вика поравнялись с ними.