Атлант расправил плечи. Часть II. Или — или (др. перевод)
Шрифт:
Он прервал фразу на полуслове, увидев кого-то за ее спиной. Она почувствовала, что ее взяли за локоть — это подоспел Хэнк Риарден. Крепко подхватив Дагни под руку, он довел ее до вагона. Взглянув на выражение его лица, она поняла, почему люди расступаются перед ними. На конце платформы мертвенно-бледный отечный мужчина уговаривал плачущую женщину:
— Так всегда было в нашем мире. Бедные ничего не добьются, пока богатых не истребят.
Высоко над городком, в черном пространстве, подобно неприкаянной планете, Факел Уайэтта клубился на ветру.
Риарден вошел в
Кондуктор стоял ниже, на самой последней ступеньке, держа в одной руке фонарь, а в другой часы. Он взглянул на циферблат, потом на Дагни. Она молча закрыла глаза и кивнула, разрешая отправку. Посмотрела, как фонарь кондуктора описывает круги, повернулась и ощутила первый толчок колес по рельсам из риарден-металла. Ей стало немного легче, когда, войдя в вагон, она встретила взгляд Хэнка.
Когда Джеймс Таггерт позвонил Лилиан Риарден из Нью-Йорка, сказав: «Да нет, ничего особенного, просто поинтересоваться, как вы, не собираетесь ли в город. Целую вечность не виделись, вот я и подумал, что мы могли бы позавтракать вместе в Нью-Йорке», она сразу поняла, что Джим что-то задумал.
И лениво ответила:
— Постойте, дайте подумать, какой сегодня день? Второе апреля? Нужно посмотреть в календаре. Да, так получилось, что завтра мне нужно кое-что купить в Нью-Йорке, поэтому я с радостью позволю вам пригласить меня на ленч.
Он знал, что никаких покупок делать она не собирается; ленч — единственная цель ее приезда.
Они встретились в дорогом ресторане для избранных, слишком роскошном, чтобы попасть на страницы скандальных газет, совсем не из тех мест, в которых Джеймс Таггерт, большой охотник до рекламы, являлся завсегдатаем. Джим не хотел, чтобы их видели вместе — заключила для себя Лилиан.
И легкая улыбка не покидала ее лица, пока она слушала разглагольствования Джима об общих друзьях, театрах и погоде, тщательно выстраивая вокруг себя защиту из малозначащих фраз. Лилиан сидела, грациозно изогнувшись, словно наслаждаясь тщетностью того представления, которое разыгрывал Джим, и тем фактом, что он вынужден этим заниматься ради нее. Она с терпеливым любопытством ожидала, когда разгадает его цель.
— Я считаю, что вы действительно заслуживаете похвалы или даже медали, Джим, — произнесла Лилиан, — за то, что так веселы в столь трудное для вас время. Разве вы только что не закрыли лучшую ветку своей железной дороги?
— О, это всего лишь небольшая финансовая неудача, не более. В такие времена, как сейчас, приходится идти на сокращение расходов. Учитывая общую ситуацию в стране, мы еще неплохо держимся. Лучше всех остальных, — и, пожав плечами, добавил: — К тому же, это еще вопрос, была ли линия Рио-Норте нашей лучшей веткой. Так считала только моя сестра. Это было ее детище.
Лилиан уловила оттенок явного удовольствия в его словах.
Улыбнувшись, она произнесла:
— Понимаю.
Исподлобья
— Как он это воспринял?
— Кто? — Лилиан прекрасно понимала, о ком идет речь.
— Ваш муж.
— Воспринял что?
— Закрытие этой линии.
Лилиан весело улыбнулась:
— Ваша идея так же хороша, как моя, Джим, а моя — просто прелесть.
— Что вы имеете в виду?
— Вы знаете, как он должен это воспринимать, знаете и то, как воспринимает это ваша сестра. Так что не напускайте тумана.
— О чем он говорил последние дни?
— Муж уже неделю в Колорадо, поэтому я… — она умолкла. Начав отвечать, Лилиан заметила, что Джим задал серьезный вопрос слишком уж небрежным тоном, и догадалась, что он сделал первый шаг к раскрытию цели своего приглашения. После неуловимой паузы она закончила еще непринужденнее: —…поэтому я не знаю. Но он вернется со дня на день.
— Не хотите ли вы сказать, что он упорствует в своем бунтарстве?
— Джим, это еще слишком мягко сказано!
— Была надежда, что обстоятельства научат его мудрости.
Она забавлялась, не давая ему понять, что ей все уже ясно.
— О да, — невинным тоном изрекла Лилиан. — будет прекрасно, если что-нибудь заставит его измениться.
— Он сам усложняет свое положение.
— Как всегда.
— Но обстоятельства делают нас более… гибкими, рано или поздно…
— Я слышала много мнений о нем, но слово «гибкий» никогда среди них не звучало.
— Что ж, времена меняются, и люди вместе с ними. В конце концов, согласно законам природы, животные должны приспосабливаться к окружающей среде. Я сказал бы, что способность к приспособлению — одна из характеристик, наиболее востребованных в настоящее время законами, продиктованными отнюдь не природой. Мы живем в очень непростое время, и я не хотел бы видеть, что вы страдаете вследствие его непримиримой позиции. Как друг, я не желал бы видеть вас в опасности, в которой он непременно окажется, если не научится сотрудничать.
— Как это мило с вашей стороны, Джим, — любезно проворковала она.
Он скупо и осторожно цедил слова, балансируя между смыслом и интонацией, чтобы достигнуть нужного градуса недоговоренности. Он хотел, чтобы она поняла, но поняла не до конца, не до самого глубинного смысла; сама суть современного языка общения, которым он владел в совершенстве, заключалась в том, чтобы не позволить никому понять все и полностью.
Ему не понадобилось много времени, чтобы раскусить мистера Уизерби. Во время своей последней поездки в Вашингтон он вдалбливал ему, что снижение тарифов на железной дороге нанесло бы ей смертельный удар. Повышение заработной платы разрешили, но требования урезать тарифы по-прежнему раздавались в прессе, и Таггерт понимал, что это означает, раз мистер Моуч позволяет газетам шуметь. Это значило, что нож по-прежнему приставлен к его горлу. Мистер Уизерби не ответил впрямую на его уговоры, но заявил, будто размышляя вслух: