Атлант расправил плечи. Часть II. Или — или (др. перевод)
Шрифт:
— У Уэсли так много проблем. Если он станет каждому давать передышку, то, выражаясь финансовым языком, должен будет ввести в действие некую чрезвычайную программу, о которой у вас весьма смутное представление. Но вам известно, что за шум поднимут непрогрессивные представители страны. Например, такой человек как Риарден. Мы не хотим, чтобы он выдал еще одну фигуру высшего пилотажа. Уэсли много дал бы тому, кто сможет поставить Риардена на место. Но боюсь, это никому не под силу. Хотя я могу и ошибаться. Вам, Джим, лучше знать, ведь Риарден некоторым образом
Глядя через стол на Лилиан, Таггерт произнес:
— Я обнаружил, что дружба — самая надежная вещь в жизни, и, кажется, я доказал вам это.
— Но я никогда в этом не сомневалась.
Он сказал тоном зловещего предостережения:
— Я считаю, что во имя нашей дружбы должен вам сказать, хоть и под большим секретом, что позиция вашего мужа обсуждается в верхах. Уверен, что вы понимаете, о чем я.
«Вот за что я ненавижу Лилиан Риарден, — думал Таггерт, — она знает игру, но ведет ее с такими неожиданными выкрутасами. Это совершенно против правил — то посмотрит на меня изумленно, то рассмеется прямо в лицо, то вдруг, после всех этих слов о том, что она ничего не понимает, попадет точно в десятку».
— Но, дорогой, разумеется, я понимаю, что вы имеете в виду. Вы хотите сказать, что цель этого роскошного завтрака вовсе не одолжение, которое вы намерены мне сделать, а услуга, которую вы хотите получить от меня. Это вы попали в беду и решили использовать оказанную мною помощь для сделки там, в верхах. И еще это означает, что вы напоминаете мне об обещании отплатить добром за добро.
— Представление, которое он устроил на судебном процессе, нельзя назвать платой добром за добро, — злобно огрызнулся Джим. — Вы мне совсем не это обещали.
— Да, совсем не это, — миролюбиво признала Лилиан. — Но, дорогой, я и сама догадываюсь, что после такого поведения в суде он не приобретет популярности в верхах. Вы что, действительно считали, будто из большой любезности должны сообщить мне это под большим секретом?
— Но это правда. Я слышал, как обсуждали его поведение, и подумал, что должен вам об этом сообщить.
— Я знаю, что это правда. Я знаю, что его будут обсуждать. Я знаю также, что если бы с ним хотели что-то сделать, то сделали бы это сразу после процесса. Господи, как им этого хотелось! Поэтому мне ясно, что он — единственный из вас, кто сегодня вне опасности. Я знаю, что они его боятся. Теперь вы видите, как хорошо я понимаю все, что вы имеете в виду, дорогой?
— Если вы думаете, что понимаете меня, я должен сказать, что, со своей стороны, не понимаю вас вовсе. Не понимаю, что вы делаете.
— Я просто хочу назвать все своими именами, дабы вы поняли, как сильно я вам нужна. А теперь скажу правду: я не обманула вас, просто моя попытка все устроить не удалась. Его поведение в суде стало для меня еще большей неожиданностью, чем для вас. У меня были веские причины не ожидать ничего подобного. Но что-то пошло не так. Не знаю, что именно. Я пытаюсь это выяснить. Когда выясню, сдержу свое слово. И вы будете вправе сказать своим высоким друзьям, будто это вы лично его обезоружили.
— Лилиан, — нервно сказал Джим, — именно это я имел в виду,
Она рассмеялась.
— Ничего. Я знаю, о чем вы. Но вы ничего не можете сделать для меня. Никакого одолжения. Никаких сделок. Я действительно не деловой человек, мне ничего от вас не нужно. Вам не повезло, Джим. Вам придется рассчитывать на мою благотворительность.
— Но зачем тогда это вам самой? Что вы от этого получите?
Улыбаясь, Лилиан откинулась на спинку стула:
— Этот завтрак. Возможность увидеть вас здесь. Знать, что вам пришлось прийти ко мне.
Злой огонек вспыхнул в глазах Таггерта, потом глаза медленно сузились, и он тоже откинулся назад. Его лицо расслабилось, на нем теперь отражались насмешка и удовлетворенность. Даже опираясь на свой сумбурный, не сформулированный, грязный кодекс ценностей, он смог осознать, кто из них больше зависит от другого и заслуживает большего презрения.
Когда они расстались у дверей ресторана, Лилиан отправилась в номер Риардена в отеле «Уэйн-Фолкленд», где время от времени останавливалась в его отсутствие. Почти полчаса она задумчиво мерила комнату шагами. Потом решительным жестом взяла телефонную трубку, позвонила в заводскую контору и спросила мисс Ивз, когда ожидается приезд Риардена.
— Мистер Риарден прибудет в Нью-Йорк завтра поездом «Комета», миссис Риарден, — учтиво сообщила мисс Ивз.
— Завтра? Чудесно. Мисс Ивз, не могли бы вы оказать мне любезность? Позвоните Гертруде и скажите, чтобы она не ждала меня дома к обеду. Я переночую в Нью-Йорке.
Положив трубку, она посмотрела на часы и позвонила флористу отеля.
— Говорит миссис Генри Риарден. Я хотела бы заказать две дюжины роз в апартаменты мистера Риардена в поезде «Комета»… Да, сегодня, когда «Комета» прибудет в Чикаго… Нет, никакой карточки не нужно, только цветы… Благодарю вас.
Поговорила она и с Джимом Таггертом.
— Джим, не могли бы вы прислать мне пропуск на ваши пассажирские платформы? Хочу завтра встретить мужа на вокзале.
Поколебавшись между Бальфом Юбэнком и Бертрамом Скаддером, она выбрала Бальфа Юбэнка, позвонила ему и назначила встречу за ужином в варьете. Потом приняла ванну, почитывая журналы, посвященные проблемам политэкономии.
Позднее ей позвонил флорист:
— Из нашего чикагского офиса пришло сообщение, что они не могут поставить цветы, миссис Риарден. Мистера Риардена в «Комете» нет.
— Вы уверены? — переспросила Лилиан.
— Совершенно уверены, миссис Риарден. Наш человек выяснил на вокзале Чикаго, что купе на имя мистера Риардена не забронировано. Мы проверили в нью-йоркской конторе «Таггерт Трансконтинентал», и там нам сказали, что среди пассажиров «Кометы» имя мистера Риардена не значится.
— Понимаю… Тогда снимите заказ, пожалуйста… Спасибо.
Нахмурясь, она минуту посидела у телефона, потом позвонила мисс Ивз.