«Атлантида» вышла в океан
Шрифт:
Это одно из сенсационнейших открытий науки последнего времени.
Обзор составлен по материалам американских, австралийских и новозеландских газет».
«Если это обзор,— сказал Михаил Михайлович,— то можешь себе представить, что пишут газеты! Выходит, что когда мы приедем на место, нам останется только подтвердить то, что уже весь мир будет считать бесспорной истиной. А если вдруг открытие не подтвердится?
Придется, видимо, дать заявление для печати: что, мол, погодите месячишко».
Ну о чем же еще написать?
Тебя не интересует, почему я пишу тебе письмо посреди океана? Как переправлю?
Любопытное дело. Оказывается, навстречу нам идет другой лайнер компании — «Афродита». Они с нашей «Атлантидой» встречаются и обмениваются корреспонденцией. Наши письма везут в Европу и оттуда рассылают. А мы их письма потащим в Австралию.
Скажешь, нам доплыть до Австралии и оттуда отправить письмо самолетом быстрее. Правильно. Но так интересней. Все же развлечение. А для меня — предлог написать тебе по горячим следам. Компания же о том лишь и заботится, чтобы господа пассажиры не скучали. Вот и сейчас все сидят и строчат— потому как с «Афродитой» встречаемся завтра.
Извини, Андрейка, сейчас заглянул ко мне Михаил Михайлович, мрачный, и попросил срочно зайти к нему в каюту. Что могло случиться?
В общем, письмо кончаю. Целуй Зойку, привет всем нашим.
Твой Юрастый.
ГЛАВА 17. «ЖИЗНЬ, БРАТ, ШТУКА СЛОЖНАЯ!»
Когда Озеров вошел в каюту Шмелева, тот стоял у окна спиной к двери.
Он только что вернулся от Холмера. Два часа обсуждали они деликатный вопрос: стоит или не стоит давать для печати коммюнике, чтобы прекратить шумиху, поднятую газетами вокруг экспедиции, и в какой форме это сделать.
Сначала Холмер отнесся к этому предложению сдержанно.
— У нас, Шмелев, свобода печати. Мы не имеем права навязывать газетам свое мнение.
— Что такое свобода печати, я знаю,— спокойно возразил Шмелев,— но, когда читаю американские газеты, то порой забываю об этом. Вы правы, нельзя навязывать свое мнение. А высказывать?
— Ну, высказывать — можно. Но вы же понимаете, что мнение трех «светил науки», как они нас называют, не может не повлиять на общественное мнение.
— Значит, вы считаете, что любой корреспондент или редактор газеты, а вернее, те, кто стоит за ними, могут влиять на это мнение, а нам, специально назначенным, это неприлично?
Холмер пожевал губами.
— Нет, почему же. Но ведь по существу вопрос этот действительно почти ясный...
— Для Маккензи — да, для вас — почти, для меня и Левера — еще нет. Может быть, вы сочтете целесообразным каждому выступить со своей точкой зрения?
— Чего же вы хотите?
— Я вам уже сказал: мы даем для газет краткое заявление, где указываем, что в связи со все более фантастическими слухами, распространяемыми различными органами печати о находке, сделанной в Австралии, наша группа считает нужным заявить от имени ЮНЕСКО: пока не будут проверены все материалы на месте (для чего нас и командировали) и сделано официальное заявление, мы просим считать все сообщения об этом деле беллетристикой и относим их на совесть авторов.
Или что-нибудь в этом роде.
— Ну хорошо, Шмелев, давайте составим коммюнике. Но ответьте мне на один вопрос: не все ли вам равно? Пусть пишут, что хотят.
Шмелев улыбнулся.
— Вот тут, дорогой Холмер, мы и возвращаемся к вопросу о свободе печати. Эта свобода в нашей стране понимается несколько иначе, чем в вашей. У вас газета свободна писать любую чепуху, какую сочтет нужной. Она может призвать поскорей начать войну и убивать русских детей в колыбелях (к чему газеты уже призывали). Может копаться в интимной жизни кинозвезды, установив в ее спальне тайный микрофон, как это сделали с Брижит Бардо. А если вы вдруг выступите с заявлением, что вам симпатичен «красный» ученый Шмелев за его приверженность к историческому материализму, вас смешают с грязью. В США это называется свободой печати.
У нас такой нет. У нас ни одна газета не напечатает меня, если я потребую сбросить на ваш университет атомную бомбу. У нас нет свободы не уважать читателей. Понимаете, Холмер?
Поэтому те, кто выступает у нас в газетах, соответствующим образом воспитаны. В том числе и я. Я не могу терпеть, чтобы печаталась какая-то чепуха о серьезном научном исследовании, пока еще не собраны все материалы.
Вы говорите — пусть газеты печатают, что хотят, они несут за это ответственность, а не мы. Неверно! Ответственность лежит на человеке не только тогда, когда он что-то утверждает, но и тогда, когда он молчит, если при нем утверждают то, с чем он не согласен.
Шмелев помолчал.
— Так вы не возражаете, если я составлю коммюнике и дам его на подпись вам? Не скрою, с Левером я в принципе текст уже согласовал,
— Значит, вы считаете, что у нас свободы печати нет? — спросил Холмер.
Советский ученый с удивлением посмотрел на него: он что, ничего не слышал? Только это?
— Считаю,— подтвердил Шмелев,— но не это тема нашего разговора.
— Почему же? — Холмер закурил.— Насчет коммюнике согласен. Но скажите, вы искренне считаете, что газеты у нас напечатают чепуху или неправду, лишь бы этого хотел редактор?
— Ну, если вас действительно интересует моя точка зрения, Холмер, то могу изложить ее, — заговорил Шмелев.— Не то, что хочет редактор, а то, что хочет хозяин газеты, а это не одно и то же.
Давайте я вам повторю азбучные истины: в американских газетах коммерческая реклама занимает более пятидесяти процентов площади, так? Нет рекламы — нет денег,— закрывай газету. Спрашивается: газета будет печатать то, что соответствует желанию рекламодателей, или то, что противоречит им? Это же элементарно. Ну конечно, на практике все сложнее, есть группировки, есть течения, есть необходимость заигрывать с читателем, иногда говорить правду, чтобы соблюдать видимость объективности, но факт ведь остается фактом. А рекламодатели — это пять процентов населения страны. Вот вам и свобода печати!
Единственное, чего я не понимаю, зачем вам нужно это растолковывать, когда вы знаете все лучше меня. Вы же печатаетесь в журналах и газетах. Попробуйте напишите, повторяю, о советских ученых что-нибудь «пропагандистское», как у вас выражаются. Посмотрим, что из этого выйдет...
— Я пишу только на научные темы, и из моих материалов не вычеркивают ни строчки!
— Потому что ваша точка зрения совпадает с точкой зрения хозяев газет. Не сомневаюсь в вашей честности, это, действительно, ваша искренняя точка зрения, но поскольку в данном случае она совпадает, то все в порядке. А что, если б не совпала?