Атлантида
Шрифт:
Понедельник, когда лишь чуть-чуть проглянуло солнце, но шторм не утих, оказался ужасным днем. Все, что нельзя было прочно закрепить, выбросило за борт. Можно было подумать, что крики палубных пассажиров, почти не умолкавшие и буквально пронизывавшие сражающийся корабль, издавали не люди, а животные под ножом мясника. Ночь на вторник превратилась в пытку, и ни один человек, если только муки морской болезни не лишили его сознания, не сомкнул глаз. Во вторник рано утром, в предрассветных сумерках, все пассажиры первого класса были ошеломлены, услышав из уст стюардов слово «тревога!», произнесенное спокойным тоном.
Не снимая одежды,
— Ну что ж! — тихо сказал он, застегивая на все пуговицы пальто, и вышел в коридор, как если бы его просто позвали посмотреть какое-то никак его не затрагивающее зрелище.
В коридоре все будто бы вымерло. Только что еще Фридрих рассуждал примерно так: «Ну что ж! Невидимые властители, в чьих руках мы, люди, когда-то навсегда превратились в игрушки, собираются в последний раз самым неприкрытым образом помучить нас». Его не просто разбудили, его заставили проснуться и отрезветь, после того как ему привиделись сотни разных многослойных сновидений. А теперь Фридриху опять почудилось, будто все, что он сейчас видит, — это лишь игра воображения, сотворенная его истерзанным мозгом, и ему захотелось вернуться назад, в каюту.
Тут только он заметил, что не ощущается больше ритм машины, не слышно, как работает она, как стучит снующий винт. Уж не дрейфует ли, вдруг подумалось ему, огромный пароход в океане, покинутый командой и пассажирами, и не забыли ли они, спасаясь, его одного? Но вот какой-то пассажир в шелковом халате, шатаясь, прошел мимо него, и Фридрих с удивлением спросил, что с ним такое.
— О нет, ничего, — ответил тот, — я только ищу своего стюарда. У меня жуткая жажда. Хочу хоть стакан лимонада попить.
И с этими словами пассажир поплелся в свою каюту.
— Осел! — промолвил ему вслед Фридрих, имея, однако, в виду самого себя. Он назвал себя настоящим идиотом.
Но тягостная тишина была ужасна, и, повинуясь какому-то дикому инстинкту, Фридрих ринулся вперед, думая только о том, чтобы выбраться на палубу.
Кто-то преградил ему путь и спросил, куда он направляется.
— Дорогу! — крикнул в ответ Фридрих. — Не ваше дело!
Но этот страшного вида, похожий на мертвеца, человек, полуодетый, испачканный следами морской болезни, воскликнул, не посторонившись:
— Что со стюардами? Они все с ума посходили, что ли?
В этот момент у самого уха Фридриха задребезжал электрический звонок, а через короткое время дрожащий от страха, похожий на призрак человек, повстречавшийся Фридриху, получил подкрепление: к нему присоединились еще десять, двадцать, тридцать таких же призраков. Они вопили:
— Что происходит? Что случилось? Мы тонем! Тревога!
— Стюард, стюард! — ревел некий господин зычным голосом.
— Капитан, капитан! — вторил ему другой.
— Подлая, проклятущая лавочка! — ругался прерывающимся голосом кто-то. — Ни одного стюарда на месте! Сплошное издевательство!
И яростно зазвенели электрические звонки.
Фридрих отступил назад, побежал в противоположную сторону по бесконечному коридору и спустился вниз. Никем не остановленный, он прошел мимо окон машинного отделения. Машина была неподвижна. Из корабельных глубин, от котлов и топок исходил, несмотря на звуки, издаваемые поскрипывающими стенами, шум, напоминавший журчание воды. «Лопнул котел?» — подумал Фридрих, забыв, что в этом случае было бы слышно, с каким бешенством вырывается горячий пар. Но он не остановился, а побежал дальше, мимо почтамта, по направлению к ахтерштевню и каютам второго класса. Когда он бежал, ему вдруг вспомнилось, как счастлив он был в Париже, узнав о конторе «Томас Кук и сын» на Плас де л'Опера, что, если поспешить, то можно еще застать пароход «Роланд» в канале на рейде у Саутгемптона. Зачем же, дрожа от нетерпения и больше всего на свете боясь опоздать, он мчался навстречу гибели? У двери, ведущей к каютам второго класса, Фридрих столкнулся с парикмахером.
— Топка погасла! — воскликнул тот. — Столкновение! Вода хлынула в мой салон.
Звонки продолжали неистовствовать. Парикмахер тащил за собою два спасательных пояса.
— Зачем вам два? — спросил Фридрих и, взяв один из поясов, умчался прочь.
Он добрался до задней палубной двери, но не мог пройти через нее. По положению судна он сразу понял, что произошло нечто непоправимое. С наветренной стороны оно стояло высоко, а с подветренной — было лишь три-четыре метра над ватерлинией. Так как корма «Роланда» лежала гораздо ниже, чем носовая часть, то пробираться вперед по палубе, да к тому же при все усиливающемся волнении, было слишком рискованно и казалось невыполнимой задачей. Волей-неволей пришлось Фридриху проделать путь вперед и наверх через тот же проход, который он только что преодолел в противоположном направлении.
Он достиг наконец переднего выхода на палубу, над салоном, но уже через каких-нибудь пятнадцать секунд после этого вряд ли мог бы ответить на вопрос, как ему удалось пробраться сквозь набитый пассажирами коридор и как получилось, что его не придушили, не затоптали, не раздавили. Лоб и руки у него были исцарапаны; взволнованно разговаривая с доктором Вильгельмом, он впился пальцами в дверную раму. Вильгельм держал его, и оба врача взобрались с риском для жизни на капитанский мостик. Они шли этим сумеречным утром с подветренной стороны под защитой палубной надстройки, увидели, как на большой высоте что-то взметнулось над ними в бешеном полете, и вдруг оказались по пояс в воде. Их тут же бы смыло и швырнуло за борт, если бы они не схватились со всей силой за поручни.
На капитанском мостике все выглядело в общем как обычно. Внешне спокойный, капитан фон Кессель стоял, слегка наклонившись вперед; великан фон Хальм, поднеся к глазам бинокль, пытался пробить взором туман, становившийся все гуще и гуще. Выла сирена. С форштевня сигналили выстрелами и ракетами. Справа от капитана стоял второй офицер, а третий только что получил приказ: «Рубить найтовы, спускать шлюпки на воду!»
— Рубить найтовы, спускать шлюпки на воду! — повторил он и исчез, чтобы сделать все возможное для приведения приказа в исполнение.