Атлас Преисподней
Шрифт:
– А вот, – продолжал Кьерас, – Конклав Хара. «Грозная тьма нисходит на галактику, и при жизни нашей ей не будет конца. Вот-вот начнется эпоха невообразимого ужаса. Эпоха, в которой человечество со всем могуществом Империума не сможет выстоять, когда мощь чужаков-эльдаров бессильна. В этот самый момент наша погибель преследует нас меж звезд. Свет древней цивилизации уже угасает. Настал черед человечества поднять упавший факел и стать старшей расой. Это время возвращения Бога-Императора, время продолжить то, что он начал, и объединить галактику под одним благословенным знаменем».
–
– Эти послания противоречат одно другому.
– Дознаватель, ты думаешь, я лишился рассудка? – медленно и угрожающе проговорил инквизитор. – Что я стар и слабоумен? Или, возможно, затронут порчей?
– Нет, высший инквизитор, я не хотел вас оскорбить, – покорным голосом заверил Кьерас.
– Оскорбить? – переспросил Чевак. Еще несколько тяжелых ударов эхом отдались по линейному крейсеру. – Твои бесконечные и бессмысленные вопросы только на это и способны, глупое ты дитя.
За те месяцы, что прошли после возвращения из Черной Библиотеки, Чевак начал скучать по тишине. Спроси что-нибудь у эльдара и получишь три ответа – все три ужасающие и все три истинные. Ксеносы давно уже не нуждались в том, чтобы задавать целые вереницы глупых вопросов, что Чевак весьма и весьма ценил. Когда он вернулся к людям, простые умишки стали постоянно засыпать его такими же простыми расспросами.
Двери салона распахнулись, и внутрь вошел алебастрово-бледный астропат, который явился забрать и передать адресатам многочисленные послания высшего инквизитора. Многочисленные и незаконченные. «Неукротимый» снова покачнулся, псайкер споткнулся, и по палубе скрипториума запрыгали свитки.
– Как там битва? – поинтересовался Чевак.
– Я ничего не знаю о ходе сражения, сэр. Я лишь выполняю вашу волю, – торжественно объявила фигура, закутанная в плащ с капюшоном.
Чевак что-то проворчал про себя. Он ненавидел, когда ему задавали вопросы, но сам всегда был пытливым человеком. Особенно с тех пор, как Клют инфицировал его агрессивным мемовирусом как раз перед посещением Черной Библиотеки. Любознательность была неплохим качеством для имперского инквизитора, и в конце концов легче было терпеть вопросы Кьераса, чем безразличное слепое повиновение. Чевак постоянно задавался вопросами касательно авторитета и мотивов других людей и ожидал от своих сограждан того же.
– Подожди снаружи, – приказал Чевак астропату, и тот немедленно подчинился. Высший инквизитор повернулся к дознавателю. – С тех пор, как я вернулся, я успел стать… чем-то вроде знаменитости, – сказал он. – Я никого об этом не просил, клянусь. Моя память обременена множеством секретов, и много тех, кто хотел бы освободить меня от этого груза. Для каждого ненормального радикала я стал флагманом, источником познания. Для пуритан я еще более опасен и полон скверны, чем когда-либо, но они тоже хотят завладеть этими тайнами, прежде чем сжечь меня на вершине улья, набитого еретиками. А хаоситы и культисты – эти бесконечно жаждут моих знаний, – на лице Чевака отразились мрачные раздумья. – Только вчера на этот самый стол положили доклад о живой камере для вскрытий, которую нашли агенты Клюта, расследующие деятельность Криптоклидиев, культа Тзинча на Ингольштадте.
Высший инквизитор замолк, и Кьерас собрался было задать вопрос, но воздержался.
– Я мало чем могу помешать безумным культистам, – признал Чевак. – Даже имперским. Мой же союзник, кардинал Карадок, в своем заблуждении возглавил гражданский крестовый поход в субсекторе Спурция с целью объявить меня живым святым Имперской Веры. А в то же самое время охотник на ведьм Павлак разоряет миры, где проходили конклавы с моим участием, казнит инквизиторов, которые встречались со мной и слышали мои слова, и заявляет, что все мы – пешки ксеносов или Губительных Сил. Единственный способ покончить с этим сумасшествием – угодить всем и каждому.
– Так мы не полетим на Хар?
– И на Рианти тоже. И на сотню других миров, куда я разослал свои предписания. Все они – мертвые камни, места, куда, конечно, устремятся культисты, охотники на ведьм и лицемерные друзья, но не причинят большого вреда. Ну, разве только друг другу. Вряд ли из-за этого я буду плохо спать.
– Дезинформация, – кивнул Кьерас.
– К тому же благодаря этому умеренные радикалы и пуритане останутся спокойными. И получившееся в результате равновесие сил…
– …утихомирит амалатианцев, таких как лорд Горедон и великий магистр Шпехт, – закончил хараконец. – Так куда мы направимся?
– Если пробьем блокаду, – доверительно сообщил инквизитор, – то на Гидру Кордатус. Клют организовал настоящий конклав на Мирах-Часовых. Я один, и я всего лишь человек. Но там я смогу донести свою точку зрения до других и применить на благое дело хотя бы часть знания, полученного в странствиях.
– Вы излагали различные точки зрения, так какая же из них на самом деле ваша? – спросил Кьерас.
– Долети со мной до Гидры Кордатус и узнаешь, – ответил Чевак.
Стилус инквизитора слетел со стола, когда салон внезапно содрогнулся, и по всем стенам, полу и потолку пробежал мучительный стон металла.
– Что за черт? – выпалил Кьерас.
– Это не орудие, – заметил Чевак. Колокола и сирены завыли в коридорах линейного крейсера. – Что-то врезалось в корабль. И близко к нам.
Кьерас вскочил и выхватил из кобуры автопистолет с удлиненным стволом. Оба ждали. Прислушивались. Молились. Откуда-то из глубин корабля донеслись выстрелы и крики. Ощущались все более интенсивные залпы лазерных батарей, пробующих на прочность пустотные щиты.
– Убери его, – приказал инквизитор дознавателю. – Служба безопасности корабля может…
Дверь в салон отъехала в сторону. В проеме толпились бойцы службы безопасности. Помещение внезапно заполнилось кобальтовыми панцирями, шлемами с темными визорами, тактическими лазкарабинами. Безопасники в считанные секунды окружили Чевака щитом из тел и приподняли его, оторвав ноги от пола.
– Лейтенант Ван Саар, сэр, – коротко представился их командир. – Высший инквизитор, корабль взят на абордаж, инквизитор Клют отдал приказ сопроводить вас в кормовой ангар челноков. Пожалуйста, простите нашу бесцеремонность.