Атомный поезд. Том 1
Шрифт:
– Образцы мочи взяли?
– Никак нет…
– Почему?
На помощь напарнику пришел Ломов.
– Я визуально обнаружил этого мужчину, он спустился по крутому откосу на железнодорожные пути и скрылся под мостом. Я показал его Владу, и тот сделал снимок длиннофокусной оптикой…
– Так точно! – подтвердил Малков. – Из-за гаража, незаметно.
– Где этот снимок?
– Можно, я продолжу, товарищ генерал? – Смартов вновь взял инициативу в свои руки. – А снимок я сейчас покажу, но так, чтобы было наглядно…
– Продолжайте, – разрешил генерал и махнул рукой стоящим навытяжку «близнецам». –
Богатыри присели. Вид у них был обескураженный.
– Участники плана «Сеть» сделали полторы тысячи снимков, которые были пропущены через сканер-опознаватель, сверяющий их с нашей базой данных. Автоматизированной системой опознаны три секретоносителя: ответработник МИДа Иванов, садящийся в такси возле своего дома, завлаб института имени Курчатова Родионов, идущий по улице в районе своего места жительства, и начальник отдела Генштаба Министерства обороны Фальков, входящий в магазин «Продукты» неподалеку от проходного подъезда и не имеющий связей с этим районом.
Генерал Мезенцев насторожился. Начиналось самое главное.
– Фальков опознан продавцом журналов как человек, вышедший из черной «Волги» и пивший лекарство. Старушка-семечница его не опознала. Человек на снимке Малкова тоже оказался Фальковым.
Смартов снова сделал знак рукой, сидящий у проектора сотрудник щелкнул тумблером, и на экране высветился снимок из личного дела генерал-майора Вениамина Сергеевича Фалькова: властное, с жестким выражением лицо, прямой тяжелый взгляд, упрямо выставленный вперед подбородок, тяжелые генеральские звезды на погонах. Щелчок – и рядом оказался еще один снимок: вроде тот же человек, но растерянный, всклокоченный, какой-то отрешенный от окружающего мира, с трудом открывающий дверь магазина. Третий щелчок и третий портрет, зернистый от сильного увеличения: это беглец, пытающийся отвернуться и закрыть лицо. То самое лицо, что и на первой фотографии, только без властности, уверенности, жесткости, как будто все эти свойства высосали из него неведомые вампиры или жизнь стерла их жесткой губкой.
– Товарищ генерал, полковник Смартов доклад закончил, – обозначив стойку «смирно», доложил начальник отдела контрразведки.
В кабинете наступила тишина. Здесь сидели девять человек, все в штатской одежде, но с военной выправкой и специфическими знаниями о предательстве. Все они не верили в случайности, совпадения, объяснимые двусмысленности. Просматривая любимые всеми чекистами «Семнадцать мгновений весны», они снисходительно улыбались, когда Штирлиц объяснял Мюллеру, как попали его отпечатки пальцев на чемодан русской радистки. Потому что объяснять тут нечего, все и так ясно. И конечно, Мюллер даже не стал бы слушать хитроумные выдумки – просто приказал бы содрать с него кожу и очень скоро узнал бы всю правду. Так что с генералом Фальковым все было предельно понятно.
– Попался, гадюка! – мрачно процедил генерал Мезенцев. – Давно у нас не было таких высокопоставленных выползышей… Молодцы, ребята, хорошо сработали. Только надо теперь все задокументировать, как положено. За то, что он вышел из «Волги», зашел в магазин и нассал во дворе, ему измену Родине не предъявишь. Надо аккуратно все подработать…
– Я прошу санкции на установку за ним круглосуточного наблюдения, прослушивание телефона и перлюстрацию корреспонденции, – сказал Смартов.
– Готовьте бумаги, я подпишу, – резко взмахнул рукой генерал. – Что же он им передал, гад?!
Это были мысли вслух или даже вопрос самому себе. Ответом послужило вежливое молчание. Никто из находящихся в кабинете офицеров этого не знал. До поры до времени. Точнее, до того момента, когда предатель окажется в застенках Лефортово. Все оперативники были преисполнены желания максимально приблизить этот момент.
Курсант Кудасов в гражданской одежде чувствовал себя непривычно. Кремовая шведка, серые брюки и босоножки казались невесомыми, иногда появлялось ощущение, что он бродит голым вокруг огромного шара из резного чугуна, воздвигнутого посередине цветочной клумбы. То и дело он смотрел на часы. Оксана задерживалась. У нее тоже горячие дни: она заканчивала педагогический и сдавала выпускные экзамены.
Александр тяжело вздохнул. Он каждый раз встречался с Оксаной как в самый первый. И каждый раз это было для него праздником.
Вот и сегодня он пришел на свидание на полчаса раньше условленного времени, а она опоздала на двадцать минут, и почти час он мучался ревностью и смутными подозрениями. Но когда увидел стройную фигурку в нарядной розовой блузке и коротенькой облегающей юбочке, то мгновенно успокоился, сердце его размякло. Оксана шла короткими шагами, горделиво вскинув маленькую головку и делая вид, что не обращает внимания на взгляды почти всех встречных мужчин.
Неужели это его невеста? Он всегда представлял ее так – и в ее компаниях, и в своих. Она не возражала, но сама рекомендовала Александра просто как знакомого. И в разговорах обходила этот момент, а если он вскользь говорил о будущей супружеской жизни, то она только загадочно улыбалась. Если смотреть правде в глаза, то четкого и прямого согласия выйти за него замуж Оксана не давала. Впрочем, нечеткого и завуалированного не давала тоже.
– Привет! – проворковала Оксана, и ее влажные от нежной розовой помады губки без труда отыскали обветренные в сибирском лесу губы Кудасова. – Давно ждешь?
– Давно, – улыбнулся курсант. – Всю жизнь.
Девушка звонко рассмеялась.
– Ты неисправимый романтик, Саша. Как практика?
Она привычно подхватила кавалера под руку, и молодые люди неспешно двинулись вдоль пешеходного бульвара. Над Тиходонском голубел высокий хрустальный купол небес, ни единого облачка, ни ветерка, ласковые солнечные лучи игриво ласкали верхушки высоких, засыпающих город надоедливым пухом тополей. При запуске в такую погоду поправочный коэффициент – ноль, если, конечно, в верхних слоях атмосферы тоже штиль.
Кудасов встряхнул головой. Что за глупые мысли лезут в голову!
– Практика прошла нормально. Было очень интересно. Там только недавно закончились морозы. Знаешь, какие там морозы? Доходит до минус тридцати.
– Какой ужас! А куда мы идем?
– Пойдем ко мне.
– А…
– Родители собираются в кино.
– Тогда пусть вначале уйдут. Я же должна производить на них хорошее впечатление. А иначе получается как-то некрасиво: будто я специально пришла остаться с тобой наедине.