Аттестатор
Шрифт:
– Ситуация такая, что и докладывать не хочется, Павел Игнатьевич.
– О случившихся несчастьях можешь и не докладывать. Я в курсе. И Лора тоже, – проговорил Дугин. – Я же предупреждал тебя, что может случиться головокружение от успехов. Закон физики. Действие равно противодействию. Вот и получили ответку.
Ларин еще раз шумно вздохнул. А Дугин продолжил:
– Меня интересует, что мы имеем в сухом остатке, каковы настроения сотрудников в ОВД?
Андрей наморщил лоб, запрокинул голову, словно собрался надолго устроиться в уютном купе спецвагона.
– За всех сказать не берусь. Настроения поляризовались.
– А остальные, основная масса? – поинтересовался Дугин.
– Настроения упаднические, хотя и довольно откровенные. Личный состав мои приказы практически игнорирует. Этакая итальянская забастовка в полицейском формате. Люди запуганы. Я их понимаю. Семьи, жизнь близких, да и своя собственная дороже службы. Если ничего не предпринять, все очень быстро вернется на прежнюю орбиту. К тому же у Магомеда и его подручных железное алиби. В злополучные вечер и ночь, когда все и случилось, он с большой компанией отмечал юбилей в ресторане, на глазах у десятков свидетелей. То, что никто не отлучался, зафиксировано и видеокамерами. Все просчитал, гад. Я так думаю, что действовали нанятые им гастролеры. Приехали на один день, а потом укатили. Переоценили мы свои силы, Павел Игнатьевич. Был бы я настоящим полковником Правдеевым, написал бы рапорт об отставке.
– Без моей санкции, Андрей, ты с должности не уйдешь.
– Нечего сказать, утешили, Павел Игнатьевич. Может, у вас есть хорошая информация? Устал я от плохой, – Ларин скрестил на груди руки.
– Была бы – порадовал бы. А так, как есть, так есть. Смирнов все же убедил вышестоящее начальство, что эксперимент в твоем ОВД – вредное начинание. Мол, эксперимент провалился, и его пора закрывать. Так и сказал – видите, к чему все привело, а так хоть было спокойно. Ты же знаешь, что любимое словечко в нашей стране – это «стабильность», им всегда козыряют, когда похвалиться больше нечем.
– Самая устойчивая стабильность бывает только на кладбище, – вставил Андрей.
– Во-во, – поддержал его Дугин. – Я твоих людей не виню, никому из них не хочется повторить судьбу сержанта Горошко.
Ларину казалось, что он не узнает Дугина – всегда волевой, уверенный в себе и победе, сейчас он выглядел поникшим, словно взял на себя всю вину за начатое. И тут ожила Лора, до этого молчавшая. Она тряхнула головой, провела ладонью по лицу, словно снимала с него прежнюю маску отчаяния. Теперь глаза ее задорно заблестели, на чувственных губах появилась дьявольская усмешка.
– Вы же сами нас учили, что никогда не следует умирать раньше расстрела.
– Расстрел произошел. Я имею в виду удары, нанесенные моим сотрудникам в спину Магомедом, – жестко сказал Дугин, – и эти жертвы напрасные. Без них можно было и обойтись. Может, и прав Смирнов со своей стабильностью. Я, между прочим, и другому учил. Есть сферы, куда нам не следует соваться, если чувствуем, что это не по зубам даже нашей организации. Воевать с ветряными мельницами – дело совершенно гиблое.
– Раз уж у нас вечер воспоминаний, по типу так уж учил Заратустра, то бишь Павел Игнатьевич, то посмею напомнить еще одно его любимое высказывание. Из любой ситуации существует выход.
– Ага, без меня меня женили, – позволил себе криво улыбнуться Дугин. – Цитата правильная, но неполная. Я говорил, что существует достойный выход.
– Просто филологические курсы какие-то, а не совещание на высшем уровне, – съязвил Андрей. – Если у тебя, Лора, есть конкретная идея, а по глазам я вижу, что она у тебя только сейчас и появилась, то выкладывай. Совершим мозговой штурм и подвергнем ее сомнениям со всех сторон. Думаешь, я просто в кусты решил свалить? Я бы сам лично всей этой сволоте горло перегрыз. А людей по-глупому подставлять не имею права. Они-то не в нашей организации служат, а в МВД, где порядки очень сильно отличаются от наших.
Его напарница с дьявольской улыбкой на губах смотрела в окно. Глаза ее чуть заметно подергивались, выдавая напряженное течение мысли.
– Ты очень сильно свой ОВД от ненадежных элементов очистил?
– Да уж постарался, от души чистил.
– Неужели у тебя не осталось ни одного сотрудника, о котором ты достоверно знаешь, что он сливает информацию Магомеду?
– Не сам собой остался, а я его оставил, – произнес Ларин. – Надо же иметь обратный канал связи. Это, кстати, мой первый заместитель – майор Зайцев. Он и в торговле проститутками участвовал, и к наркотикам отношение имеет. Что, хочешь познакомиться? Я, кстати, все делаю для того, чтобы он не догадывался, будто я его на чистую воду вывел.
Лора азартно потерла ладони, сверкнув ярко накрашенными ногтями.
– Это же чудесно, Андрей. Послушай, что я предлагаю…
Женщина говорила торопливо, но очень толково. Даже такой скептик, как Дугин, не смог найти в ее логических построениях изъяна. Наконец, когда она закончила, Павел Игнатьевич повертел головой и произнес:
– Рисковую игру ты предлагаешь.
– Я же прирожденная стерва. Ваша ошибка, господин Дугин, в том, что вы решили устанавливать законность законными же методами. А вернуть ситуацию в правовое поле можно, только на время эти самые законы похерив.
– Лора, не выражайся, тебе это не идет, – сказал Ларин. – А вот предложение дельное. Одобряете, Павел Игнатьевич?
– Тебе решать, Андрей. Риск такой, что приказывать я не вправе.
– Лора, между прочим, не меньше моего рискует, – напомнил Ларин.
Поезд вновь замедлил бег. За окном поползли тусклые фонари, освещающие железнодорожные рампы и мрачные дореволюционные лабазы и пакгаузы.
– Мне пора, – поднялся Ларин, сдвинул дверцу и, обернувшись, через плечо бросил: – Я согласен. Действуем.
Лора картинно послала ему вдогонку воздушный поцелуй. Дугин хмыкнул…
…Майор Зайцев вот уже полчаса бездействовал, сидя за рулем своей личной машины. Он никак не мог взять в толк, почему это вдруг его начальник – полковник Правдеев, попросил его по телефону, не приказал, а именно попросил, причем в самом доверительном тоне, приехать в забытый богом станционный поселок, расположенный в тридцати километрах от города, и забрать его оттуда ночью.
Полиция такая структура, где отказывать начальству в просьбе не принято. Вот и сидел он за рулем напротив закрытого магазина и ждал. Прогрохотал и остановился пассажирский поезд. За освещенными окнами вагонов шла своя жизнь. Кто-то стелил постель. Кто-то разливал спиртное. Каждое из окон было словно экраном большого телевизора, и повсюду показывали разное «кино».