Аттила России
Шрифт:
Новый флигель-адъютант представлял собою тип самого обыкновенного армейского офицера. Он не был ни умен ни глуп, ни образован ни полный невежда, ни рыцарь ни проходимец. Вернее — всего понемножку. Конечно, быстрая перемена в его судьбе не могла не вскружить ему голову — «белый араб от радости взбесился!», добродушно говаривал Потемкин.
Это прозвище — «белый араб» — было дано Ермолову и утвердилось за ним благодаря Потемкину. Кличке нельзя было отказать в меткости: действительно, Ермолов был курчав, имел широкие скулы, толстые, чувственные губы и белые как снег зубы — словом, вполне арабчонок, если бы только не льняные волосы.
«Белый араб» недолго продержался в милости у государыни, но его падение было связано с целой цепью причин.
У Ермолова был дядя, некто Левашов, живший исключительно карточной и бильярдной игрой. Хотя его и считали шулером, но он тем не менее принадлежал к числу постоянных партнеров Потемкина.
Подругой жизни Левашова была весьма сомнительного поведения немка, начавшая свою карьеру на шоколадной фабрике в Кенигсберге, а потом ставшая «рабыней веселья», в качестве каковой она и прибыла пытать счастье в Петербург. Как ее звали на самом деле, никто не знал. В шикарном квартале ее звали «Гелией», в квартале средней руки — «черноглазой Машкой», в рабочем — «Минной Ивановной». Отличаясь крайней беспорядочностью жизни, она то пировала под именем Гелии с дворянчиками из не особенно богатых, то, пропив все свои туалеты, делила в качестве Минны Ивановны трудовую косушку рабочего. После того как она несколько раз совершила подобные нис- и восхождения, побывала два-три раза в больнице, посидела несколько раз в кутузке за назойливые приставания к прохожим, судьба столкнула ее с полковником в отставке Левашовым, и она переехала к нему на постоянное житье.
В прошлой карьере у Гелии-Машки-Минны было одно отличительное достоинство: не умея никогда сберечь ни одной копейки для себя, она с одинаковым шиком «пускала по ветру» как бедного рабочего, так и богатого помещика. В крайнем случае она довольствовалась и малым, но не было такого большого, которого хватило бы на ее потребности. Нечего и говорить, что скромного бюджета Левашова не хватало на ее жизнь. До того времени он просто играл не особенно чисто, теперь же пустился ла откровенное, профессиональное шулерство.
Однажды, явившись к Потемкину, он притащил с собой также и свою Гелию.
— Вот, ваша светлость, прекрасная Леда, которая ощипала уже не одного лебедя и разорила не одного Юпитера! — сказал он, представляя князю свою сожительницу.
Та бесстыдно улыбнулась при этом и показала два ряда таких жемчужно-белых зубов, которые особенно нравились светлейшему.
— А ну-ка, покажись! — сказал он и стал бесцеремонно вертеть Гелию, осматривая ее по всем статьям, словно лошадь. — Ничего! Товарец добрый! — заключил он в результате.
Сели играть. Потемкин пожелал играть в кости и уже это не понравилось Левашову: в кости не сплутуешь. К тому же ему сильно не везло: он стал горячиться и проиграл все, что у него было.
— Ваша светлость, изволите продолжать играть в кредит? — спросил он.
— Нет! — спокойно отрезал князь.
— Тогда я могу предложить следующее: я поставлю на карту свою подругу, а вы — некоторую сумму, в какую ее оцените…
— Хорошо, но назначь сам.
— Пять тысяч рублей не много будет?
— Нет! — сухо отрезал Потемкин.
— Тогда давайте играть. Выиграю — деньги мои, ну, а проиграю…
— Тогда что?
— Что ж тогда? Останется только пулю в лоб пустить!
— Ничего не имею против!
Стали бросать кости. Первый бросал Потемкин и выкинул семнадцать очков. Он уже втайне торжествовал, но Левашов выкинул очком больше.
— Я проиграл! — равнодушно заметил князь. — Угодно вам продолжать игру?
— С удовольствием!
На этот раз проиграл Левашов: кучка золота уплыла так же быстро, как и появилась.
— Ну, что же, попытаем еще раз! — сказал он.
— На тех же условиях?
— На тех же, ваша светлость!
Опять кинули кости, и опять судьба отвернулась от Левашова: он проиграл.
— Ну, что же, — безнадежно сказал он, — все пропало, мне остается только уйти…
— Как уйти? — крикнула Гелия. — Нет, голубчик, ты должен исполнить свое обещание и застрелиться!
— Обещаний, сударь, на ветер не дают, — сухо прибавил Потемкин.
Левашов грустно посмотрел на Гелию, достал из кармана заряженный пистолет, засунул дулом в рот и спустил курок.
Гелия разразилась презрительным хохотом. Потемкин позвонил и приказал убрать труп, что было немедленно исполнено.
— Ну а ты, красавица, останешься у меня до утра! — спокойно сказал светлейший.
— До утра? А потом?
— В свое время узнаешь! — ответил Потемкин, обнимая Гелию.
На следующее утро он сказал ей:
— Ну-с, красавица, а теперь убирайся, да поскорее! Такое подлое, развратное существо, как ты, опасно держать у себя слишком долго!
— Как «убирайся»? — начала было кричать Гелия, но Потемкин позвонил и приказал выбросить ее за дверь, что и было буквально исполнено.
Когда Ермолов узнал обо всем этом, он кинулся к Потемкину и принялся кричать на него, угрожая всеми карами и громами, как небесными, так и земными.
Потемкин взял его за шиворот и собственноручно выбросил из дверей во двор; он мог безопасно пойти на это, так как более чем когда-либо был нужен императрице: это было время горячего обсуждения византийского проекта.
После такой расправы светлейший поехал во дворец и без всяких околичностей сказал императрице:
— Ваше величество, я явился с просьбой немедленно прогнать Ермолова!
— Почему? Что такое случилось?
— Он ведет себя со мною неподобающим образом. Только что он наговорил таких дерзостей, что я был принужден собственноручно выбросить его за дверь.
— Как жаль! — задумчиво сказала государыня. — Он такой смешной, такой забавный…
— Но это не дает ему право третировать старейших слуг вашего величества!
— Ну, да, конечно… Хорошо, через три дня я его удалю!
— Извините, ваше величество, я не стану ждать и трех часов. Моя честь должна получить удовлетворение немедленно!