Аттракцион
Шрифт:
Я, честно говоря, от такого вопроса растерялся. Почему это он вдруг спрашивает? Неужели по мне заметно? Так и родительский авторитет можно вмиг потерять.
— По голове детей вообще бить нельзя, — уклончиво ответил я.
— Правильно! — кивнул Алешка. — А так, если не по голове, попадало?
— Ну, если так, то раза два-три всыпали, — нахально соврал я.
— Да-а? — удивился сын.
— А что, по-твоему, мало? — в свою очередь, удивился я.
— Доктор Спок в своей работе пишет, что бить ребенка категорически запрещается,
— Скорее всего, нет.
— Вот видишь, — обрадовался сын, — а если бы он читал педагогическую литературу, тебе бы меньше попадало.
Искренне пожалев, что мой отец был таким непросвещенным, я кивнул Алешке:
— М-да, в принципе ты прав, сынок…
— А ты сам-то читал? — поинтересовался он.
Я понял, что влип. Сказать правду неудобно, соврать тоже не лучший выход.
— Я много чего читал, — дипломатично парировал я.
— Ну, а Яна Амоса Коменского читал?
— Вот его не успел.
— А Жан-Жака Руссо? Его главный труд «Эмиль, или о воспитании» сжег на городской площади палач-инквизитор. Ясно? Ну, Макаренко ты, конечно, знаешь? — добивал меня Алешка.
Жена с трудом сдерживала улыбку, и в ее взгляде ко мне засквозила легкая снисходительность: да, мол, дескать, дорогой, я была о тебе лучшего мнения. Мой авторитет давал трещину, и я поспешил подставить жену под вражеский огонь.
— По Макаренко, сынок, твоя мама — большой специалист.
Жена посмотрела на меня так, как будто я ей зарплату не отдал. Хорошо посмотрела!
— Мам, — обрадовался Алешка, — а ты…
— Спать, сынок, пора… Быстренько в кроватку. — Она знала, как поступать в подобных ситуациях.
Но Алешка был на редкость упрям и спать категорически отказывался.
— Нет, ты все-таки скажи, — не унимался он.
Спасла родительский престиж бабушка.
— А откуда ты все это знаешь, про писателей разных? — спросила она.
— У нас в садике каждый дурак знает.
Мне после этих слов стало не по себе, а жена, так та просто пятнами пошла.
— Воспитательница наша, Марина Анатольевна, к госэкзаменам в институте готовится. Вслух нам свои учебники читает, а мы слушаем и засыпаем. И еще она говорит, что мы ей дипломную работу писать помогаем. Она ее так и назвала: Влияние трудов известных педагогов на сон детей дошкольного возраста».
ОБМАНЩИК ЛОМБРОЗО
«Соучастием признается умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении преступления». Из статьи 17 Уголовного кодекса РСФСР.
Я всегда отличался излишней доверчивостью. Скажут мне что-нибудь, верю! А если в книжке написано, то и подавно. Нет-нет, не подумайте, что я чересчур наивный или не от мира сего! Я просто считаю, что ложь — дело некрасивое и невыгодное, из-за нее можно попасть впросак и прослыть непорядочным человеком. Кому охота?!
Так вот. Вычитал я в одной книге, что в стародавние времена итальянский криминалист Чезаре Ломброзо
Полученные сведения так меня потрясли, что я бросился к зеркалу и стал изучать собственное лицо, а затем и конечности с фанатизмом ученого-естествоиспытателя. Через полчаса я с облегчением вздохнул: по всем параметрам ничего преступного в моем облике не оказалось, очень даже привлекательная физиономия. Несколько дней подряд я напряженно присматривался к жене и детям, отыскивая в них порочные симптомы, но тоже ничего опасного не обнаружил. Правда, у тестя нос явно свидетельствовал о дружбе с Бахусом, но я и не удивился, так как еще раньше знал водившуюся за ним слабость. Тещу я даже разглядывать не стал, тут меня легко обвинить в предвзятости…
Изучая сослуживцев уже более спокойно и без намека на субъективизм, я обнаружил, что у главного бухгалтера характерные уши растратчика, а щеки председателя месткома выдают тенденцию к торговле наркотиками, однако при всей моей правдивости своими подозрениями ни с кем не поделился, чтобы не прослыть клеветником, тем более что Ломброзо предостерегал от преждевременных выводов по второстепенным признакам.
Шло время. Я стал уже забывать о Ломброзо и его учении, как этот известный психиатр вновь напомнил о себе.
Дело в том, что нашего вахтера задержали при выходе из универсама с двумя бутылками неоплаченного пива в карманах. На товарищеском суде вахтер клялся, что взял эти проклятые бутылки по рассеянности, так как пива в рот не берет, предпочитая ему более действенный напиток в девятнадцать градусов под названием «Кавказ».
Я смотрел на жалкое лицо мелкого воришки и не находил в нем ни одного из свойств, соответствующих классификации Ломброзо.
— Я бы его оправдал, — сказал сидевший рядом сосед, будто прочитав мои мысли. — Так мучить человека из-за несчастных грошей.
— Но это же воровство, — возразил я.
— Умозрительно. С нравственных позиций. Юридически это глупость! Ни один суд не примет к производству дела о семидесяти четырех копейках. Предъявить такой иск — только насмешить судью, у того куча проблем поважнее.
— Жан Вальжан получил пять лет каторги за кражу каравая хлеба.
— Те законы канули в Лету! — засмеялся сосед. — Сейчас все мы с вами нарушители.
— Как так?
— Скажите, я похож на скупщика краденого?
— Вы? — Я посмотрел на его римский профиль, высокий лоб и глаза положительного киногероя. — Нет.