"АукцЫон". Книга учета жизни
Шрифт:
Впрочем, некоторые эстетические расхождения Веселкина и Миллера (параллельно вынашивавших тогда проект ОВД) с товарищами по группе принципиального влияния на «аукцыоновский» курс не оказывали. При всем демократизме «Ы» определенная субординация в коллективе сформировалась.
— Когда мы записывали первые два альбома, все в «АукцЫоне» были равны, — считает Озерский. — Ну, может, Федоров чуть равнее. А потом постепенно мы на него навешали все руководящие функции. Мол, ты композитор, ты и выбирай-решай, как и какие песни будем петь, что и когда записывать.
17.10.89 в веселкинском дневнике появилась пометка: «Федоров говорил о Стасе Намине. Требование Лени — запись до января 1990 года». Это как раз
о «Жопе», которую «аукцыонщики» через несколько месяцев сварганят в наминской
Пробивной внук партийного функционера-долгожителя Анастаса Микояна, создатель группы «Цветы», бизнесмен от творчества или творец от бизнеса Анастас Микоян-второй к концу 1980-х создал в Москве креативный Центр имени себя, своевременно и эффективно заменивший многим молодым музыкантам целую цепочку советских институтов: от филармоний, всесоюзного радио и фирмы грамзаписи «Мелодия» до рок-клубов и рок-лабораторий. Наминский Центр, быстро превратившийся в наш первый реальный шоу-бизнес-холдинг SNC, предоставлял группам, как говорится, комплекс услуг: от записи и издания альбомов под его лейблом до ротации песен в эфире радиостанции SNC, организации сольных концертов и участия в звучных фестивалях.
Забавно, что «аукцыонщики» всерьез взялись за «Жопу» в стенах «SNC Studio» вскоре после того, как государственная «Мелодия» наконец разродилась их первым виниловым гигантом — «В Багдаде все спокойно». По гамбургскому счету сия пластиночка, конечно, слегка запоздала. Но факт ее появления все равно был приятен.
Зимой 1990-го жесткая, альтернативная, полуистерическая, гоголевско-кафкианская «Жопа» стала былью.
И с больной головой, А с женой, как с больной, А в тепле, как в петле, И хоть нож небольшой, но в спине… Напрасно ищешь, Я не знаю идиш, У меня экзема, Оставь меня, не мучь меня И не шпионь сюда, Ябеда!— Мне казалось, что мы делаем какой-то необычный кайф, — признается сдержанный Борюсик, рассказывая о «Жопе», первом своем альбоме, записанном с «Ы». — И неважно, понимаю я в этом что-то или нет. Может, и половина участников группы не понимала, о чем мы поем. Но все играли с азартом и интересом. Наше общее состояние мне нравилось.
Шавейников окончательно втянулся в «аукцыоновский» хаос и аккуратно пробовал выстраивать в нем порядок (словно руководствовался «музринговским» тезисом Колика). На капитанов «Ы» Борис воздействовать, понятное дело, не пытался, но друга Бондарика, с которым «бывал откровенен так, как никто ни с кем», советами одаривал.
— Мы обсуждали с Витей, где нам не хватает ритма, почему в какой-то момент записи или концерта перестаем слышать друг друга и т. п., — рассказывает Шавейников. — Я ему говорил: «Слушай меня. Чего ты „убегаешь" в такой-то песне? Зачем слушаешь Николая Ильича или Диму Озерского, который тоже может „улететь"?» И Бондарик вставал с басом поближе ко мне, и нам становилось проще играть. Мне, в принципе, мониторы вообще не нужны. Я и без них способен слышать всех музыкантов и главное — собственные барабаны.
Первое издание «Жопы» на виниле с ассоциирующейся много с чем черной дырой, нарисованной Миллером на обложке, вышло в усеченном виде (без тем «Колпак» и «Выжить») и под названием «Дупло», придуманным то ли «аукцыоновским» звуковиком Мишей «Мишуткой» Раппопортом, то ли Рубановым (обе версии некоторыми участниками группы озвучивались с одинаковой уверенностью). Кому из издателей пластинки показалось, что «Дупло» благозвучнее и милее «Жопы» (а за окном все ж таки еще существовала советская власть, шокировать которую следовало сдержанно), сейчас никто не помнит. Но Лене, да и не только ему, напротив, подумалось тогда, что «корректное» переименование альбома выглядит скабрезнее оригинала. Так или иначе, но в виде «Дупла» пластинка просуществовала до своего постсоветского переиздания…
За «Жопой»-«Дуплом» в 1991-м
просил Ленин голос кого-то во Вселенной в первой же песне альбома и сам уводил каждого слушателя то ли в райскую преисподнюю, то ли в адскую высь, где нечего более терять, где уже не больно, где ощущаешь лишь, как потоком потусторонне-психиатрических «аукцыоновских» мелодий и аранжировок на тебя «накатила суть». Впрямую об этом «накате» упоминалось в самой длинной в альбоме, галлюциногенной фреске «Фа-фа-фа», но и все прочие «бодунизмы» взрывались такой «сутью», таким духоподъемным отчаянием и одой «К радости», исполняемой потенциальным самоубийцей, что душа с плачем пускалась в пляс.
Недобежать, недоуйти, недотерпеть, недоспасти… Ни до меня, ни до тебя, ни до нее. Сладкая жизнь… Я живучий, но невезучий. Выпадет случай, лето сведет с ума. Лето лечит, осень канючит, Я невезучий, радость моя зима.С обложки «Бодуна» глядел в никуда из-под длинной, неровной челки одутловатый, отягощенный интоксикацией и суровостью земных будней мальчик, запечатленный Миллером. Это был последний альбом «Ы», оформленный Кирой. В 1996-м журнал «Fuzz» объяснит сей дизайн так: «Дмитрий Озерский проходил мимо одной ленинградской бани (ныне разрушенной), на стене которой увидел барельеф с изображением мальчика, поразивший его своим уродством. Кирилл Миллер „оживил" и чуть-чуть подработал лицо кадавра, и теперь мы можем любоваться этим олицетворением абстиненции. Содержание и его выражение на обложке полностью совпадают. Депрессивный настрой обеспечен».
А вот и нет. Депрессия и «АукцЫон» — вещи несовместные. Свет, воздух и радость у «Ы» не улетучиваются ни из одного концерта или песни, даже из тех, что кому-то кажутся нарочито смурными и мазохистскими. И брутальный «Бодун» выруливает на коде к восторгу освобожденного духа, который «отлюбил», «отлетал», «отхотел» и теперь кружится по свету бесцельно, безмятежно:
Перекати-поле, перекати-тело. На-надейся, на-надейся на небо!К новому «АукцЫону» фанаты русского рока привыкали трудно. Некоторые так и не привыкли. «Ы» с его ска-панковским, отвязанно-танцевальным балаганчиком еще по инерции ждали на больших сборных концертах, в компании стадионных рок-групп типа «ДДТ», «Алисы», «Нау», «Чайфа». Но «Жопа» и тем более «Бодун» предназначались несколько иной аудитории и иным площадкам. Это хорошо было заметно, например, б апреля 1991-го в московском Дворце спорта «Крылья Советов» на сейшене «Рок против террора», где «аукцыонщики» помимо своих старых, проверенных хитов впервые исполнили парочку ломовых «бодунских» вещей — «Фа-фа-фа» и «День Победы», которые сегодня вгоняют в экстаз их фанатов по всему свету. Тогда, в «Крыльях», народ безмолвствовал. «Мы отыграли в тот вечер „Фа-фа-фа", и зал встретил ее тишиной, — досадует Федоров. — Хотя эта песня, на мой взгляд, у нас одна из лучших».