"АукцЫон". Книга учета жизни
Шрифт:
— У этого тура какая еще приманка-то имелась, — припоминает Леня. — Обещали, что по окончании концертной программы можно будет пожить недельки две с семьями или подругами на одной из курортных турбаз у моря. Это как бы и был «гонорар» за выступления. Реальных денег никому фактически не платили. Но, думаю, в таком поезде те, кто поехал с женами, тот же Димка Озерский, Коля Рубанов, сильно пожалели, что взяли их с собой.
— В той поездке и забавные моменты, конечно, случались, — добавляет Озерский. — Скажем, музыканты одной из групп умудрились увезти с собой из Ростова-на-Дону местную «мисс города». Или наш звукорежиссер Миша Раппопорт, пока мучился диареей, пытался гадить на ходу из тепловоза… Но завершилась вся эта вакханалия совсем невесело.
В Адлере
«Скорая» приехала только минут через сорок, и все это время его, теряющего сознание, держал барабанщик «Чайфа». А Марьяна Цой бегала, искала отрезанную волковскую руку. Нашла. От такого зрелища я вообще медленно по стенке сполз. Вокруг та еще картина — стоит наш поезд, посреди грязи и копоти, повсюду куча пищевых отходов, под каждым вагонным туалетом соответствующий вид, и тут идет разбирательство инцидента. Кто-то в Москву хочет позвонить, кто-то в Сочи, чтобы узнать, где можно Алексею руку пришить. Пока выяснили — еще минут сорок прошло. Повезли его в одну из местных больниц, а там холодильник не работал. В общем, сделали ему какую-то культю и отправили в Питер, где уже продолжилось лечение… Этот случай стал апофеозом тех гастролей, и он по сей день меня ужасает.
— Был у нас позже еще один экстремальный момент, — вспоминает Федоров. — Это уже в 1996-м в Дрездене произошло, когда перед выступлением нам сообщили о смерти в Питере ближайшего друга Колика, клавишника группы «Время любить» Михаила «Сэма» Семенова. Мы тут же выпили бутылку «Сибирской», и мне чего-то так вдарило по мозгам, что я вышел на сцену совсем пьяный и убитый. Стою и чувствую: играть не могу, петь тоже, и слов ни одной нашей песни не помню. Что делать? Кошмар, катастрофа. Остальные ребята тоже как-то еле колыхались. Один пьяный Борюсик собрался и отмолотил все бодро и ровно. Как-то мы проскочили…
Расставание с Фавном
«АукцЫон» меня штрафанул на 100 марок за пьяные выходки на концерте в Гамбурге: бил пивные кружки, пил с немцами водку и пиво прямо на сцене, резал себя и всюду брызгал кровью. Мы с Миллером все украсили туалетной бумагой. Ха! В зале драка из-за меня. Весело.
В апреле один концерт «АукцЫон» играл без меня — в Петродворце, в «Шайбе». Я занимался собой. Уже чувствовал, что долго с ними больше не протяну.
Удачно на несколько лет прибившийся к «аукцыоновскому» племени Вова подбросил, бесспорно, парочку увесистых полешек в высокий, негасимый костер группы, но «тотемом» или еще каким непреходящим объектом «Ы», в отличие от Гаркунделя, не стал. Поэтому нянчиться с ним (когда парень начал основательно «слетать с катушек») никто в команде не думал, да и сам Веселкин в том не нуждался. В начале 1990-х его вулканическая творческая потенция требовала самостоятельности и простора. У Вовы созревала сольная программа из песен Клавдии Шульженко (в «АукцЫоне» его вокальные стремления сильно ограничивали), он козырял рассказами о том, что за границей его сравнивают с Нижинским и Барышниковым, и готовил парафраз на тему знаменитого балета «Послеполуденный отдых фавна». Молодой ленфильмовский режиссер Макс Эмк пригласил его сниматься сразу в двух своих документальных фильмах — «Тот самый Миллер» и «Фавн». Плюс ко всему продолжал как-то реализовываться, при содействии Киры, веселкинский музыкальный проект ОВД. Перспективы вырисовывались заманчивые, а Бовин эксцентризм (если не
— Что у меня, что у Веселкина конкретного момента прощания с «АукцЫоном» не было, — рассказывает Миллер. — Просто группа уже как-то сама по себе существовала, и я, в принципе, мог не ездить с ней по гастролям. Тогда мы договорились с Вовой, что я стану помогать его сольным проектам, и, в сущности, весь его арт питерского периода (до того, как Веселкин перебрался в столицу) продюсировал я. Мы сделали проект ОВД, записали диск «Невозможная любовь», я содействовал съемкам клипов с участием Вовы и т. п. С «аукцыонщиками» из-за этого возникли некоторые сложности. Они стали коситься на чрезмерную творческую активность Веселкина и на то, что я уделял ему повышенное внимание. В «Ы» ведь была принята некая коллегиальная активность, а так, чтобы участники группы чего-то по отдельности делали (за исключением Коли Рубанова, конечно), — такого не происходило. Hv, и постепенно мы с Вовой как-то отпали от коллектива. У меня еще и художественная карьера начала активно развиваться.
Последний памятный зарубежный выезд с «АукцЫоном» для Миллера и Веселкина пришелся на октябрьские немецкие гастроли 1991-го (это их вспоминал Вова в своем дневнике). Кира тогда уже полезно совмещал остаточные функции визажиста-сценографа «Ы» с продвижением собственных картин. Вова отметил в записях: «10.10.91. Люнебург (ФРГ). У Миллера выставка в миллионерском районе».
— Той осенью я приобрел свою первую нормальную барабанную установку, — говорит Шавейников. — Мы выступали в Германии, и Кирилл привез туда какие-то свои работы и несколько из них продал. У него денежка появилась, и он ссудил мне нужную сумму для покупки барабанов. Потом я долг ему вернул. Не сразу, но вернул.
Арийская земля в 1990-х превратилась для «аукцыонщиков» в особенный, почти домашний край. Там у них нашелся менеджер, настоящий немец Кристоф Карстен, и, соответственно, именно в Германии «Ы» гастролировал интенсивнее всего — иногда месяцами.
— Мы звали его «дядюшка Кристоф», — улыбается Колик, — и он действительно был этаким немецким дядюшкой, без которого еще неизвестно, как повернулась бы история нашей группы. По-русски Кристоф не говорил. Он и сейчас с большим трудом это делает. Но, побывав на одном из первых наших европейских концертов, возможно в Гамбурге, где он тогда жил, «дядюшка» заинтересовался «АукцЫоном» и решил заняться организацией наших туров по Европе…
Чем конкретно мы его зацепили — не знаю. Тем, что «Ы» — это «советский Madness»? Возможно. Нас вообще долгое время веселили краткие аннотации «АукцЫона», публиковавшиеся в немецких журналах. Каких только определений не удостаивалась наша музыка: фьюжн, фри-джаз, джаз-панк, арт-рок… Любые мыслимые сочетания применялись к нам запросто. Критики пытались как-то определить наш стиль, но у них это не получалось.
О Кристофе, с которым «аукцыонщики» после нескольких лет знакомства основали рекорд-лейбл «Дядюшка рекордз», ходили в российской околороковой тусовке не самые точные сведения. Вернее, повторялся один и тот же факт: это немецкий таксист, решивший слегка помочь в качестве концертного промоутера русской группе, понравившейся ему своей нестандартностью. Ему удается «заряжать» выступления «АукцЫона» по клубам фатерлянда, и на сейшенах этих иногда собирается до 300-400 зрителей, но нередко приходит по 10-20 человек, что «аукцыонщиков», впрочем, совсем не смущает.
Позже Озерский рассказал, что дядюшка Кристоф — не совсем или не только таксист. Он сотрудник компании «Das Taxi», нанимающей в качестве водителей своих таксомоторов перевоспитавшихся изгоев общества: экс-наркоманов-алкашей и подобный контингент. Карстен отвечал в упомянутой организации за культурный досуг ее сотрудников. Короче, исполнял обязанности главного массовика-затейника. 1 октября 1991-го он затеял в одном из гамбургских клубов концерт «АукцЫона» в рамках празднования юбилея какой-то местной фирмы.