Аут
Шрифт:
Всегда собранный, неспособный отвлечься от реальности или совершить маленькое безумие, он до конца своих дней был обречен тащить на плечах груз мировых забот, бросаясь с закрытыми глазами в разрешение коллективных проблем, лишь бы не решать свои личные.
— Доброе утро, мисс! Как спали? Осталось всего лишь два дня?
— Доброе утро, Мануэла! Вы забыли перец.
— Сейчас принесу.
— Мануэла, вопрос на тысячу франков… Почему я выхожу за него замуж?
— Потому что любите…
— Проиграла!
— Я пошла за перцем, а вы посмотрите
— Где оно?
— На подносе.
Рената взяла прямоугольной формы карточку из шикарного бристольского картона, на котором готическим шрифтом был напечатан перечень блюд праздничного вечера 26 апреля 1970 г.
Коллекционное шампанское, 1936 г. Кофе. Рыбное суфле. Шарлотка в шоколаде. Сыры. Провансальская баранья ножка. Бутерброды в ассортименте. Гусиная печенка. Устрицы. Аперитив. Дом Периньон, 1961. Клико, розовое, 1929.
Луи Филиппон, знаменитый французский шеф-повар, прибывающий послезавтра к Клоппе с полным составом своих подручных, без всяких комментариев отверг меню, предложенное Ренатой. Это «все наоборот» не произвело на непроницаемого сноба никакого впечатления. Под предлогом того, что застолье состоится в три часа утра, он запросил двойной гонорар. «Ночной тариф», — без улыбки уточнил он. Рената спрашивала себя, как далеко она может зайти, не дойдя до крайности… Она поддразнивала Курта, чтобы узнать его собственные границы абсурда. Но одно ее предложение он категорически отверг: когда она попросила его нарядиться в ее муслиновое платье, а себе решила взять его смокинг. Она чуть не возненавидела его, обвинив в нарушении договоренности. Но он твердо стоял на своем и с самым серьезным видом клялся, что отказывается не из-за своей прихоти, а просто не хочет срамиться перед студентами. Чему может научить молодежь такой придурок?
— Пожалуйста, перец, мисс…
— Мануэла, я поняла! Я знаю, почему выхожу за него замуж! Мне нужен человек, над которым я могла бы издеваться в течение целого дня.
— До того дня, когда он не займется этим сам, — не без лукавства сказала горничная. — Я приготовила для вас бежевый костюм.
— Спасибо. Но… Я надену небесно-голубой.
— Мимо! Он тоже готов!
Рената рассмеялась. Она обожала Мануэлу и во всем старалась ее поддержать. Когда ей было по-настоящему весело, а такое случалось часто, она дарила ей свои платья. Курта это приводило в бешенство.
— Ты унижаешь ее этим, обращаешься с ней как со служанкой!
— Мануэла, мой жених считает, что я обращаюсь с вами как со служанкой.
— Но я и есть служанка! — смеялась Мануэла.
Но одно качество Курта Рената ценила высоко: абсолютная пассивность в кровати. Она пользовалась им как предметом, безропотно и добросовестно выполнявшим все ее безумные сексуальные фантазии. Рената много путешествовала и нередко встречала уверенных в себе фаллократов, которые, как показал опыт, оставляли ее неудовлетворенной.
Она поклялась не изменять мужу после свадьбы. Но перед тем как погрузиться в скучную и монотонную супружескую жизнь, она совершит последний безумный
Через равные промежутки времени с неприятным гудением пила снова и снова наплывала на него, отрезая очередной кусок плоти. Итало изгибался, пытался уклониться от ее укусов, вскрикнул… и открыл глаза. Свет волнами проникал в комнату через опущенные жалюзи. Он весь был покрыт холодным потом. Снял трубку телефона, неизвестно сколько времени уже трезвонившего, и, не поинтересовавшись абонентом, бросил в трубку: «Секунду!» Пошатываясь, направился в ванную. Освежая лицо холодной водой, он одновременно мочился в раковину.
Какое отвратительное пробуждение! Он спал не более двух часов, проведя ночь за своей мини-рулеткой, которая не принесла ему успокоения: ни один из задуманных номеров не выпал… Он сто восемь раз ставил на «ноль» и в итоге — ноль. Когда он решил поставить на «одиннадцать», шарик трижды падал в лунку «ноль». Ему никак не удавалось сконцентрироваться, мысли постоянно возвращались к окровавленной голове О’Бройна.
Почему он позволил ему так быстро и легко умереть? Он должен был пытать его и пытать, чтобы мерзавец сполна заплатил за смерть брата. Но вначале следовало вырвать секретную комбинацию цифр. Умерев, это подобие человека сыграло с ним злую шутку…
Дженцо — мертв, О’Бройн — обезглавлен, нить оборвана. Два миллиарда долларов, принадлежащие «семьям» Вольпоне и Габелотти, могут обрести своих хозяев только по желанию банкира.
Но Итало уже успел познакомиться с его проявлением доброй воли.
Он взял с кровати трубку.
— Алло, — громко сказал он.
— Итало?
Он узнал голос Моше и подумал, что этот моралист сейчас опять примется за свое.
— Итало? Ты меня слышишь?
— Не кричи, Моше.
— Какие новости?
— Никаких.
— Плохо. Послушай… Все очень плохо… Карл Дойтш заходил к твоему парню в банк…
— И что?
— Тот выставил его за дверь.
Горло Вольпоне сжалось. Еще одной возможностью стало меньше.
— Там полный мрак! Ничего не получится… — добавил Юдельман. — Плохо! Плохо!
— А чего-нибудь посмешнее ты не можешь мне сказать?
— Нет. Габелотти срочно вызывает меня к себе.
— Что?
— Вызывает к себе…
— И ты собираешься туда идти? — рявкнул Итало. — С каких это пор эта жирная свинья начала приказывать тебе?
— Не забывай, сейчас мы — компаньоны. Он имеет право.
— Не ходи!
— Ты считаешь, что у нас недостаточно неприятностей? Хочешь еще решить и проблему Габелотти?
— Потяни время. К полудню я все решу.
— Итало! Будь жив Дженцо, он сказал бы тебе то же самое: своими методами ты ничего не добьешься!
— Но я не вижу, чтобы штучки твоего Карла Дойтша оказались эффективнее, — зло бросил Вольпоне.
— Единственная наша возможность достойно выйти из этой ситуации — найти О’Бройна.