Аут
Шрифт:
— Вначале их надо найти, — сказал Габелотти.
— Они же не прячутся! Вы только что сказали, что Итало находится в Швейцарии.
— Ты мне осточертел! — прогремел Габелотти, истощив терпение и аргументы. — Когда я говорю тебе, что нас натягивают, верь мне на слово!
Анджело Барба сел в кресло и замолчал. Никто не в силах был атаковать Габелотти в лоб, особенно если логика у него заменялась интуицией. Его следовало обходить мелкими, осторожными шажками, не задавая…
— Моше Юдельман? — рискнул произнести Кримелло.
— Я не слышал, что ты
— Жена Итало в городе? — с намеком, но с безразличным выражением лица спросил Кримелло.
Габелотти засунул полпачки печенья в рот и, мощно двигая челюстями, презрительно посмотрел на него.
— Ты думаешь, это обменная монета? Когда на кон поставлено два миллиарда долларов, считаешь, что девочка перевесит?
— Но она здесь? — не унимался Кримелло.
— Да, — обронил Этторе. — Двое моих людей не спускают с нее глаз.
Встреча была великолепна своей непродолжительностью. Филипп Диего был препровожден Марджори в кабинет Хомера Клоппе в 9.01. В 9.04 он вышел, еще до конца не осознав, что его попытка закончилась стопроцентной неудачей. В свои неполные сорок лет Филипп Диего уже пользовался репутацией одного из самых блестящих адвокатов нового поколения. В этом возрасте поэты ищут себя, художников одолевают сомнения, композиторы сочиняют музыку, Диего же эксплуатировал двадцать три сотрудника и занимал четыреста квадратных метров площади в здании, расположенном рядом с парламентом Конфедерации. Его контора процветала!
У него была квартира в Париже, временное жилье в Лондоне, частные владения в Сен-Поль-де-Вансе и несколько участков земли на Багамах.
Преуспевающий человек, он сочетал в себе преимущество молодости и опыт зрелости, обаяние и острый ум и ту, едва заметную толику скепсиса, который очаровывает и ослепляет клиента.
Войдя в кабинет банкира, Диего сразу заговорил в открытую:
— Дорогой друг, я прекрасно понимаю, как трудно вам будет дать ответ на мой вопрос. И тем не менее я надеюсь его получить, что поможет мне успокоить одного из моих клиентов, который станет также и вашим. Он только что позвонил мне из Нью-Йорка и высказал мне свое крайнее беспокойство… Его зовут Этторе Габелотти. Вам знакома эта фамилия?
Посмотрев в непроницаемое лицо Клоппе, Диего расплылся в улыбке.
— Речь об одной очень важной проблеме, в которой переплелись интересы Габелотти и Вольпоне. Сложившаяся ситуация почти анекдотична… Габелотти ужасно боится летать самолетами, что мешает ему самому проконтролировать ход событий на месте. В вашем кабинете его представлял Мортимер О’Бройн. Но с некоторого момента его компаньон Вольпоне не дает о себе знать, впрочем, как и Мортимер О’Бройн… Мой клиент пребывает в ужасной растерянности.
Перед тем как отдать распоряжение о переводе денег, которые находятся у вас, он, из уважения к своему компаньону, захотел, чтобы я встретился с вами… Через меня он хочет убедиться, что ни О’Бройн, ни Вольпоне не предприняли никаких действий, забыв
Хомер поднялся с кресла, подошел к окну и посмотрел на голубое, без единого облачка, небо.
— Какая прекрасная погода! — задумчиво сказал он.
Обескураженный Филипп Диего попытался скрыть свое поражение за легким смешком.
— Ну что ж! Тем хуже! Я пытался… Да, так я и скажу…
— Рад был встретиться с вами, — с каменным лицом произнес Хомер.
— Я — тоже! Кстати, у Габелотти есть номер этого счета… Я передам ему, чтобы он навестил вас сам…
— До свидания, метр!
Переговоры завершились.
Моше Юдельман согласился встретиться с Этторе Габелотти в три часа утра лишь потому, что не хотел, чтобы война между «семьями» началась опять. В течение последних нескольких часов ситуация настолько накалилась, что малейшая ошибка могла стать искрой, влетевшей в пороховой склад. Никто не смог бы предугадать реакцию дона на откровения Моше Юдельмана.
После разговора с Итало Юдельман долго колебался, выбирая форму поведения: то ли сказать Габелотти всю правду, то ли усыпить его некоторыми подробностями, умолчав о деле в целом.
Быстрый анализ подсказал ему выбрать первый вариант. Если Габелотти захотел с ним встретиться, значит, почувствовал что-то неладное. В таком случае тем более надо играть в открытую игру.
Время встречи насторожило Моше, и он по-детски, рефлекторно и совсем напрасно, попросил Витторио Пиццу сопровождать его.
Когда машина остановилась перед домом, где жил Габелотти, Юдельмана пронзила неожиданная мысль.
— Ты вооружен? — спросил он Витторио.
— Как обычно.
— Оставь свою пушку в машине.
— Почему?
— Доставь мне удовольствие. Мы идем не в бой…
— Ты собираешься выйти оттуда живым?
— Витторио! Не будь ребенком. Если они захотят нас прикончить, какое для них имеет значение, вооружен ты или нет. Спрячь пистолет в бардачке.
Пиццу склонил голову к плечу и разочарованным голосом спросил:
— Зачем ты меня взял с собой, Моше?
— Мне нужен свидетель и поддержка, а не выстрелы…
— С Габелотти ни в чем нельзя быть уверенным. Он будет один?
— Не знаю, Витторио!
— Так что делать с пистолетом?
— Оставь… Поверь мне, так будет лучше…
Пиццу с большим сожалением вытащил из кобуры оружие и бросил в бардачок, накрыв сверху дорожными картами.
— До чего же глупо! — обиженным тоном сказал он. — Сейчас я чувствую себя голым.
— Пошли.
Двое мужчин встретили их в прихожей внешне доброжелательно, не унизив обыском. От такого приема Витторио еще с большим сожалением подумал о пистолете. Но когда он следом за Моше вошел в кабинет дона, то с удивлением обнаружил, что тот находится в окружении трех своих людей: Анджело Барбы, Кармино Кримелло и перебежавшего в «семью» Габелотти Карло Бадалетто.